— Грейс, — произнес Джек, придвигаясь к ней. — Что–то не так?

— Я сожалею, — сказала она, отстраняясь. — Я… я не должна. Не сейчас. Не до… — Ее рука взметнулась к ее рту, прикрыв его.

— Не до…? Грейс? Не до чего?

— Я сожалею, — сказала она снова, подтверждая его убеждение, что это были худшие два слова в английском языке. Она сделала быстрый небрежный реверанс. — Я должна идти.

И затем она выбежала из комнаты, оставив его совершенно одного. В течение целой минуты он пристально вглядывался в пустой дверной проем, пытаясь понять, что же случилось. И только когда он, наконец, вышел в холл, он понял, что не знает, как найти обратную дорогу до своей комнаты.

***

Грейс мчалась через Белгрейв, где полушагом, кое–где вприпрыжку… местами переходя на бег… независимо от того, что это было, она должна была сделать так, чтобы достичь своей комнаты максимально быстро, и, насколько это было возможно – с достоинством. Если слуги видели ее — а она не могла представить, что этого не произошло, казалось, этим утром они были положительно повсюду — они, должно быть, спрашивали себя, что за беда с ней приключилась.

Вдовствующая герцогиня ее не ждала, поскольку, несомненно, думала, что она все еще показывает мистеру Одли дом. У Грейс имелся, по крайней мере, час до того, как она, возможно, должна будет предстать перед герцогиней.

Господи, что она наделала? Если бы Грейс, в конце концов, не вспомнила о том, кто она такая, и кем был он, а также — кем он мог быть, то она позволила бы ему продолжать. Она хотела этого. Она хотела этого со страстью, которая потрясла ее. Когда Джек взял ее руку, когда он привлек ее к себе, он что–то пробудил в ней.

Нет. Это проснулось в ней двумя ночами ранее. Той залитой лунным светом ночью, когда она стояла у кареты, что–то зародилось в ней. И теперь…

Она сидела на своей кровати, желая спрятаться под одеяло, но вместо этого она продолжала сидеть, уставившись в стену. Нельзя было вернуться назад. Невозможно было считать, что ее не целовали, когда это уже произошло.

Возбужденно дыша, а скорее даже безумно смеясь, она закрыла лицо руками. Как она умудрилась выбрать самого наименее подходящего мужчину из всех, в кого можно было влюбиться? Не то, чтобы это слово было мерой ее чувств, поспешила она заверить себя, но она не была совсем уж дурой, чтобы не признать свое расположение к нему. Если бы она позволила себе… Если бы она позволила ему…

Она влюбилась.

О боже.

Либо он был разбойником, и теперь ей было суждено стать супругой преступника, либо он был настоящим герцогом Уиндхемом, что означало…

Она рассмеялась, потому что действительно это было забавно. Это должно быть забавным. Если это не было бы забавным, то тогда это могло быть только трагичным, и она не была уверена, что может сейчас с этим справиться.

Замечательно. Возможно, она влюбилась в герцога Уиндхема. Теперь это было ясно. Посмотрим, сколько бед это могло ей принести? Например, он являлся ее работодателем, а также владельцем дома, в котором она жила, и его социальное положение было неизмеримо выше ее собственного.

И к тому же существовала Амелия. Она и Томас, конечно, не ладят, но она все же имеет право ожидать, что станет герцогиней Уиндхем после того, как выйдет замуж. Грейс не могла себе вообразить, какой коварной обманщицей она предстала бы перед семьей Уиллоуби — ее хорошими друзьями — если бы все увидели, что она гоняется за новым герцогом.

Грейс закрыла глаза и коснулась кончиками пальцев своих губ. Сейчас она дышала достаточно глубоко, а значит, почти расслабилась. И все же она все еще чувствовала его присутствие, его прикосновение, теплоту его кожи.

Это ужасно.

Это замечательно.

Она настоящая дура.

Она легла, вздохнув глубоко и устало. Забавно, что она надеялась на перемены, которые нарушили бы монотонность ее дней, проходящих в заботе о вдовствующей герцогине. Разве жизнь не посмеялась над ней? Любовь…

Любовь — самая жестокая шутка из всех возможных.

***

— Леди Амелия желает видеть Вас, мисс Эверсли.

Грейс встряхнулась, усиленно моргая. Она, должно быть, заснула. Она не могла вспомнить, когда в последний раз засыпала днем.

— Леди Амелия? – удивленная, эхом отозвалась она. — С леди Элизабет?

— Нет, мисс, — сообщила ей горничная. — Она приехала одна.

— Как любопытно. — Грейс села, сгибая и разгибая свои руки и ноги, чтобы разбудить свое тело. — Пожалуйста, скажите ей, что я сейчас буду. — Она подождала, когда горничная выйдет, затем подошла к своему небольшому зеркалу, чтобы поправить волосы. Они были в полном беспорядке, хотя она не могла сказать, спутались ли они за время ее сна или тогда, когда она была с мистером Одли.