— Знаю Руссиянова! — сказал Жуков. — Вместе служили когда-то в Слуцком гарнизоне. У него был там отличнейший полк!.. Полагаю, что и дивизия отличная, если судить о ее действиях под Минском… Вы имеете отличного комдива, генерал! Продолжайте!

Судя по всему, командующий фронтом докладом генерала Ракутина остался доволен. Вопросов почти не задавал, кроме нескольких — чисто уточняющих. В таком же духе поинтересовался некоторыми деталями и приехавший вместе с Жуковым командующий артиллерией Резервного фронта генерал-майор Говоров.

— Все! — Жуков резко поднялся над столом, уперся в него обеими руками. — Устройте нас где-нибудь на ночь, Константин Иванович. Завтра рано утром — в войска. Я хочу посмотреть все сам.

Почти весь день пробыв на переднем крае, побывав на командных и наблюдательных пунктах не только многих дивизий, но и полков, дугой обложивших Ельнинский выступ, генерал армии Жуков пришел к определенным выводам. Первое и самое главное, в чем он убедился воочию: противник прочно укрепил свои позиции, продолжает наращивать их оборонительную мощь. Так называемый выступ, по существу, стал сильным укрепленным районом: танки и штурмовые орудия зарыты в землю и превращены в доты и неподвижные огневые точки, оборонительные позиции пехоты состоят из нескольких рядов траншей, кроме основных рубежей, имеются запасные и отсечные. Танкоопасные направления заминированы и перекрыты рвами, все пути подхода к переднему краю немцев пристреляны. Срезать Ельнинский выступ сейчас 24-я армия даже при высоком наступательном духе ее бойцов и командиров была не в состоянии. Ее необходимо усилить двумя-тремя дивизиями и артиллерийскими частями, в достаточном количестве обеспечить боеприпасами и материальными средствами. Своим мнением о положении дел поделился с командующим фронтом и командующим армией и генерал Говоров. Он отметил, что артиллерийская разведка недостаточно хорошо выявила огневую систему вражеской обороны, поэтому артиллерийский огонь с нашей стороны ведется большей частью не по точно разведанным, а лишь по предполагаемым целям. Мало того, что он по этой причине неэффективен — такая практика ведет к огромному и зачастую бесполезному расходу боеприпасов.

— Итак, — подводя итоги совещания в штабе армии, сказал Жуков, — контрудар надо тщательно спланировать, рассчитать и обеспечить материально. Для этого нам понадобится не менее десяти-двенадцати дней. Особо обращаю ваше внимание на следующее: все должно проводиться втайне от противника. Режим оборонительных боев армии должен оставаться неизменным, следует так же, как и раньше, наносить врагу урон артиллерийским и минометным огнем, действиями стрелковых подразделений, использовать каждую возможность для улучшения своих позиций. Немцы ничего не должны заподозрить. Что же касается перегруппировки сил и средств и подтягивания резервов, то все это должно проводиться только в темное время суток, в режиме полного радиомолчания при максимальном сокращении телефонных переговоров.

Иван Никитич Руссиянов не мог знать, что генерал армии Жуков в разговоре с командующим 24-й армией Ракутиным вспомнил его добрым словом, вспомнил их совместную службу, высоко отозвался о его командирских и человеческих качествах. И сделал зарубку в своей цепкой рационально-расчетливой памяти, имея в виду недалекое будущее.

Директива командующего Резервным фронтом, полученная через штаб армии, и слегка удивила его и слегка — чего ж тут скрывать! — польстила его самолюбию: командиру Сотой было приказано принять руководство северной группировкой советских войск (из состава 24-й армии) в ходе ближайшей операции по ликвидации Ельнинского выступа. Предлагалось провести рекогносцировку местности в районе населенных пунктов Ушакове, Макаринки, Быково, Семешино с расчетом на наступление в ближайшие дни в юго-западном направлении.

На рассвете 3 августа генерал-майор Руссиянов, старший батальонный комиссар Филяшкин, новый начальник штаба дивизии майор Кащеев с оперативной группой штадива, выполняя приказ фронта и армии, выехали из леса севернее Подмошья в район предстоящих действий на рекогносцировку. Стояло теплое безоблачное августовское утро. Точной даты наступления еще никто не знал. А до него оставалось всего шесть дней.

Сутки спустя, 4 августа, в Борисов, в штаб группы армий «Центр», прибыл Гитлер. Его сопровождали генерал-фельдмаршал Кейтель, генерал артиллерии Йодль, полковник службы генерального штаба Шмундт, охрана, секретари, несколько офицеров для поручений. В весьма продолжительной и весьма сумбурной беседе с командующим группой армий генерал-фельдмаршалом фон Боком, с командующими танковыми группами Гудерианом и Готом, а также с другими высшими офицерами штаба группы, Гитлер изложил свою точку зрения на ведение дальнейших операций Восточного похода. К изумлению многих присутствовавших он предпочел экономические цели войны политическим и объявил, что взятие Москвы является, по его убеждению, делом третьестепенной важности. Первой достижимой целью вермахта он считал Ленинград и русское побережье Балтийского моря — в связи с тем, что в этом районе имеется большое число промышленных предприятий, а в самом Ленинграде находится единственный завод по производству сверхтяжелых танков, а также в связи с необходимостью устранения русского флота на Балтийском море.

— Мы должны достичь этой цели к двадцатому августа, — сказал Гитлер. — Я не сомневаюсь в успехе группы армий фон Лееба, усиленной пикирующими бомбардировщиками Рихтгофена, севернее озера Ильмень. После этого значительная часть авиации и сухопутных войск группы армий «Север» будет передана вам, Бок.

Благоприятно, по мнению Гитлера, складывалась обстановка и на юге, где намечается уничтожение крупных сил противника. Именно поэтому на втором месте по важности стоит сейчас юг России, Донецкий бассейн и район Харькова, где расположена вся база русской экономики. Поэтому он находит целесообразным уже теперь повернуть крупные силы группы армий «Центр» на юго-восток, а на восточном направлении лучше пока избрать оборонительный способ действий. Надо учитывать и климатические условия, добавил Гитлер. Эксперты докладывают, что период осенних дождей начинается на юге России уже в середине сентября, тогда как в районе Москвы — лишь с середины октября…

Но военная верхушка продолжала отстаивать свою точку зрения. Неделю спустя после совещания в Борисове, когда советские войска уже начали вгрызаться в оборонительные позиции немцев по всему фронту Ельнинского выступа, штаб оперативного руководства — ОКБ — после детальной оценки обстановки рекомендовал верховному командованию вермахта следующее: «Подготовить к концу августа наступление группы армий «Центр» с нанесением главного удара на Москву с таким расчетом, чтобы впоследствии танковая группа Гудериана, преследуя противника, могла повернуть на юго-восток и наступать вниз по течению Дона». А еще неделю спустя штаб оперативного руководства подтвердил свои выводы: «Следовательно, в начале сентября группа армий… может занять намеченные исходные районы для наступления на Москву и вскоре перейти в наступление (имея подвижные соединения на обоих флангах)… Это наступление направлено против наиболее боеспособных армий, оставшихся еще у противника… Максимальная вероятность овладения Москвой обеспечена» {25} .

Все шесть дней, оставшиеся до наступления, комиссар Сотой Кирилл Иванович Филяшкин провел в частях, возвращаясь в штаб только переночевать.

Личный состав частей о предстоящем наступлении, а тем более о направлении действий дивизии и времени вступления в бой, разумеется, не знал. Но люди чувствовали: намечается что-то серьезное. Полки получали пополнение, оружие, боеприпасы, их командиров часто вызывали в штаб дивизии, интенсивно проводились и дневные и ночные занятия, на которых отрабатывались не только приемы ведения оборонительного боя — подразделения оттачивали элементы боя наступательного, сколачивались и учились эффективно действовать небольшие штурмовые группы. Наблюдатели и разведчики артиллерийских полков, сменяя друг друга, круглые сутки проводили в окопах частей первого эшелона, засекая цели на переднем крае и в глубине вражеских оборонительных позиций. Тыловые службы по ночам подвозили на пункты боепитания снаряды, патроны, гранаты, бутылки с зажигательной смесью. Везде прошли партийные и комсомольские собрания с одной для всех повесткой дня: в будущих боях коммунист — пример мужества и отваги. Более трехсот бойцов и командиров частей дивизии подали в эти дни заявления с просьбой о приеме в партию. И естественно, каждый догадывался, чувствовал сердцем — скоро будем наступать. Скоро!