этом он, понятное дело, не мог.

– Пойдем чего-нибудь перекусим, - предложил он.

Ужин остыл. Эжени не обратила на это внимания, так же как и на то, что стол изысканно

сервирован. Что ей было до таких мелочей? Ее волновали только сценические дела.

– А что у вас сейчас идет в театрах?

Малонаселенная Пьелла большим разнообразием в искусстве похвастаться не могла, да и

задачи у нее стояли совсем другие.

– В Классическом – «Вторжение», - припомнил Эдгар, - в Авангарде - «Три желания», в

Музыкальном - «Сладкие ручьи любви», - он невольно усмехнулся и уточнил, - это из

виалийской классики.

– И что?
– удивленно посмотрела Эжени, - наши изображают лисвисов?

– Не просто лисвисов, - выразительно посмотрел он, - а влюбленных лисвисов, просто-

таки канонически влюбленных. Больше двух действий высидеть невозможно.

– Тогда зачем вам эта муть?

– Не понимаешь? Чтобы было о чем поговорить с послом.

– 6 -

Она, конечно, не понимала. Она не знала, что с культурным, уважающим себя лисвисом

нужно было минут сорок побеседовать об искусстве, прежде чем переходить к делу. И уж тем

более она понятия не имела, что есть во вселенной типы еще более нудные и щепетильные,

чем лисвисы, с которыми ему по долгу службы приходится общаться - рыбоглазые теверги, и

они по иронии судьбы обожают виалийскую классику.

– А что Зела?
– спросила Эжени с любопытством, - играет во «Вторжении»?

– Сейчас - нет, - ответил Эдгар, - для нее написали какую-то новую пьесу, она занята ею.

Молодая актриса только вздохнула, изящно и несколько манерно орудуя ножом и вилкой.

– Везет же некоторым: для нее построили театр, ее снимают, для нее пишут пьесы...

Ее зависть была столь откровенной, что он засмеялся.

– Выйди замуж за полпреда - у тебя будет то же самое.

– Всё течет - ничего не меняется, - вздохнула Эжени, - талантливых много, а пробиваются

единицы. И по-прежнему для женщины самое главное - удачно выйти замуж... Послушай,

Эд, женись на мне. А?.. Я буду второй примой у вас на Пьелле. Не первой, нет, мне хватит и

второго места...
– она помотала головой, посмотрела на него заранее разочарованно, - нет.

Ведь не женишься. Зачем тебе это...

– Я не такой злодей, как кажется, - усмехнулся Эдгар, говорить серьезно на эту тему он не

собирался, - если я женюсь на одной, представляешь, как расстроятся другие?

– Знаешь, если ты все-таки женишься, - парировала собеседница, - то это будет самая

несчастная женщина на свете. Влюбиться ты органически неспособен, избалован, отказывать

себе не привык, будешь ей изменять, в душу к себе не пустишь... я бы и сама за тебя не

пошла ни за какие привилегии.

У него были три любимые женщины: бабуля, мать и сестра Риция, но даже их он не

пускал себе в душу. Чем больше он проникал в других, тем сильнее было желание

закупориться самому. Иногда это было просто ужасно - видеть других насквозь.

Эдгару нравилось, что Эжени, в общем-то, не скрывала своего желания выйти за него по

расчету, за эту прямоту, актрисам обычно несвойственную, он ее и ценил.

– Ты прелесть, - ответил он на ее выпад.

– Ты тоже ничего, - примирительно сказала она, - особенно в одном качестве...

***********************************************************

Утро было обычным, апрельским, синевато-прохладным и акварельно-размытым. Эдгар

облился ледяным душем чтобы взбодриться. Что-то тревожило. Что? Эжени не имела

никакого значения, ее слова тоже. Тогда в чем дело?

Скоро он понял, что его почему-то беспокоят эти дети - Оливия и Льюис. Мнительный

Антонио России все же внушил ему свою тревогу. А вдруг что-то действительно не так?

Вдруг он чего-то не разглядел в этой парочке? Уже за завтраком Эдгар решил, что не мешало

бы еще раз побеседовать с обоими, но не в деловой обстановке, где они сами не свои от

волнения, а на их территории. И заодно и посмотреть, как они живут.

В сосновом бору под Триром, где располагались корпуса общежития Университета, еще

не растаял снег. Он был серый и грязный, из под просевших сугробов вытекали узкие