Лозунг СЛАВА КПСС, сменяющийся ковбоем Мальборо – какой образ может быть лучше, чтобы обозначить стремительную перестройку!..

Год 1985-й.

Я болею гриппом, сижу в своей комнате, укутавшись в одеяло, а черно-белый телевизор сообщает, что скончался верный ленинец Константин Устинович Черненко и на пост Генерального секретаря ЦК КПСС внеочередной пленум избрал Михаила Сергеевича Горбачева…

И вот восемьдесят третий, я уже на заснеженной московской улице – без реклам, без кричащих витрин, без иномарок, без пробок… Ничего этого у нас тогда не было.

А что было?

Только любовь…

Я мчался по бульвару, сквозь снегопад, по нетронутому еще снежку.

Мало прохожих вокруг, почти никого. Снег залепляет мокрые стенды с газетами.

Я видел впереди себя Наташино пальтецо и летел, летел к нему.

Только бы она не свернула с бульвара, только б не успела раньше меня дойти до перекрестка с улицей Герцена и исчезнуть за поворотом!

Один раз я поскользнулся, грохнулся, но тут же подскочил и, даже не отряхивая снег, налипший на штанину и рукав, кинулся дальше.

Вот ведь как бывает: необычное событие, стресс освещают все, что случилось в тот день до, что будет после. И помнятся сквозь более четверти века ничтожные детали. Например, благодаря чему я, в ту пору уже совсем не вольный студент, а научный сотрудник, оказался в середине рабочего дня в центре Москвы. Тогда, в декабре, хоть и перестали уже проводить андроповские облавы на прогульщиков – в кинотеатрах и булочных, – однако за трудовую дисциплину по-прежнему боролись. Но у меня, работника НИИ, было в тот день важное комсомольское поручение: закупить в книжных магазинах подарки победителям конкурса молодых рационализаторов. Я даже помню, какие издания я тогда выбрал! Ну, во-первых, обличающий империализм альбом карикатур Марка Абрамова. Во-вторых, альбом «Созидатели». И, наконец, фотоальбом о визите в СССР американской девочки Саманты Смит. Эти издания я присмотрел в книжном магазине «Москва», который находился на том же самом месте – только, разумеется, без всякого свободного доступа к книгам. Ну, и без книг, в нормальном понимании этого слова. Воображаю, как радовались молодые рационализаторы нашего НИИ, получив за свой вдохновенный труд карикатуры Марка Абрамова!

Так вот, альбомы я тогда не купил – и слава богу, потому как тяжеленько бы мне было с ними нестись за Наташей по бульвару!.. Для начала я решил согласовать свой выбор в комитете комсомола – деньги были ассигнованы нешуточные, целых двести рублей. Кроме того, необходимость посоветоваться со старшими товарищами давала мне возможность еще раз убежать под благовидным предлогом с работы – а я только об этом и мечтал.

Уж больно тягостно было мне служить. Хоть наше заведение и называлось научно-исследовательским и проектно-конструкторским бюро, по сути, оно было не чем иным, как типичным советским учреждением. Я сидел в огромной круглой комнате под самой крышей, где, кроме меня, помещалось еще четырнадцать человек. Люди считали что-то на огромных ламповых калькуляторах и даже по-простецки, на счетах; строчили отчеты; заполняли огромные формы значками команд на языке программирования ФОРТРАН; проверяли простыни чертежей… А еще чаще: болтали по телефону, доставали дефицит, интриговали, бегали курить и в буфет, склочничали друг с другом… Совершенно понятно, что любая мыслительная деятельность в такой обстановке была решительно невозможна. И я пользовался малейшим поводом – пионерлагерь, стройка, даже картошка – для того, чтобы сбежать из этой удушающей атмосферы.

А теперь, спустя четверть века, глядя мысленным взором на тех ничего не производящих и никому не нужных четырнадцать человек, особенно остро понимаешь: да, конечно, социализм был обречен. Но этого никто в те дни даже представить себе не мог – не говоря уж о том, что конец наступит так скоро…

Я догнал Наташу в конце бульвара.

Рядом – ТАСС, а по другую сторону улицы – Кинотеатр повторного фильма. И церковь, где Пушкин венчался с Гончаровой. То есть тогда совсем не церковь – а филиал какого-то НИИ, там висят два огромных медных шара, меж которыми проскакивает рукотворная молния.

…Так партия и правительство пародируют Божью грозу…

Наташа замедлила шаг и оказалась совсем рядом. Она, возможно, услышала или почувствовала меня сзади, но не оглядывалась.

И я опасался ее окликнуть. Вдруг я все-таки обознался, и это не она. Вдруг своим криком я вспугну ее, и она вспорхнет, как птица… истает, растворится в снегопаде…

Я с бега перешел на шаг. На торопливый шаг, и пытался успокоить дыхание – не получалось, сердце колотилось, и морозный воздух с силой вырывался из легких.

Несмотря на то что снег съедал все звуки, она обернулась. Да, то была она. Она, она!

– Здравствуй, это я, – проговорил я слова, которыми два года назад обычно здоровался с ней.

На ее лице проявилась робкая улыбка. О, я до сих пор помню то выражение радости на ее лице!

– Ванечка… – прошептала она.

– Привет, Наталья, – выдохнул я. – Наконец-то мы с тобой встретились.

А снег все валил.

– Ты запыхался, – констатировала она, изучающе разглядывая мое лицо и фигуру.

– Бежал за тобой от метро.

– А ты все такой же.

– Хорошо сохранился?

Она покачала головой:

– Такой же романтик.

Но вот она была совсем не такой, как два года назад. Нет, прежней остались и улыбка, и темно-вишневые глаза, и черные волосы (в них запутывались крупные снежинки). Но лицо ее постарело – словно прошло не два года, а целое десятилетие. Возле губ залегла жесткая складка. Не стало румянца, и глаза слегка ввалились. И залегли под ними усталые тени. Но все равно – это была ОНА, и она была лучше, и краше, и милее любой женщины на земле.