Когда они поднялись с пристани на набережную, их сразу окружил гул людской суматохи и оживленное движение. По широкой мостовой, идущей вдоль реки, с бешеным грохотом неслись автобусы, грузовики, автомобили. Взяв капитана за руки, дети зашагали вместе с ним по направлению к Шефтсбери-авеню.

Городская суета и рев несущихся со всех сторон машин совершенно ошеломили Эбби и Спайка. Тетя Люси много рассказывала им об истории Лондона, и ребята попросили капитана Старлайта задержаться на Трафальгарской площади перед колонной Нельсона.

Бенбоу примостился было на одном из бронзовых львов постамента, но вскоре, не выдержав назойливого внимания толпы зевак, пытавшихся скормить ему купленный для голубей корм, улетел.

Великолепные витрины магазинов сверкали, заманивая посетителей, но множество незнакомцев и шум транспорта все-таки порядком действовали на нервы Эбби и Спайку. Крепко держа обоих за руки, Старлайт мерил тротуар широкими шагами. Дети с трудом поспевали за ним.

— Знаешь, мне куда милее непослушная коза миссис Портер, чем эти толпы народу, — призналась Эбби Спайку.

— Да уж, — кивнул ей в ответ Спайк. — Чересчур много впечатлений.

— А вот и Шефтсбери, — наконец объявил капитан, на мгновение замешкавшись у пожарного депо. — Если мне не изменяет память, театр «Альгамбра» вниз по улице направо. Пошли!

Миновав несколько сияющих огнями театров, перед которыми толпились длинные очереди за билетами на вечерние спектакли, Старлайт остановился напротив потемневшего от времени здания. Судя по заколоченным окнам и дверям, дом был необитаем. На рекламных щитах жалко висели обрывки афиш, а застекленные двери покрывал толстый слой копоти.

— Ну и ну, — задумчиво произнес капитан. — Чародеи света воистину переживают не лучшие времена.

— Почему мы здесь остановились, капитан? — недоумевала Эбби.

— Глава светлых чародеев, сэр Чедвик Стрит, — актер, директор и владелец этого театра. Кроме того, в здании располагается штаб-квартира чародеев света. Впрочем, обычной публике это неизвестно.

— Как же туда войти? — спросила Эбби.

Старлайт навалился плечом на одну из дверей.

Немного погодя та неохотно подалась. Из открывшейся узкой щели шмыгнули наружу три толстые бурые крысы и поспешили через дорогу, мелькая между машин.

— А я думал, крысы бегут только с тонущих кораблей, — высказался Спайк.

Еще одним мощным усилием Старлайту удалось расширить щель настолько, чтобы они смогли протиснуться внутрь. Оказавшись в кромешной темноте, путешественники замерли, вдыхая спертый воздух. К счастью, капитан захватил бутылку с огнем святого Эльма. При ее тусклом свете они пересекли мрачное фойе и вошли в двери, ведущие в партер. Из-за рядов кресел доносился чей-то печальный голос.

— Сделай-ка нас невидимыми, Эбби, — прошептал капитан. — Я не знаю, какой нам окажут прием. Тихонько просвисти свою мелодию, а мы возьмем тебя за руки.

Эбби послушалась и, став невидимыми, все трое на цыпочках пробрались по залу и уселись в первом ряду. Теперь голос, казалось, раздавался со всех сторон:

— Прошла зима междоусобий наших… [2] — Выдержав эффектную паузу, голос продолжил: — Сколько правды в словах бессмертного эйвонского барда!

Тот, кто произнес эти слова, стоял на краю сцены — у самой оркестровой ямы, лицом к залу. Подмостки освещали две тусклые керосиновые лампы.

Позади виднелся длинный стол, за которым сидели чем-то опечаленные люди.

— Это сэр Чедвик Стрит, — шепотом пояснил капитан Старлайт. — Повелитель чародеев света.

Эбби внимательно рассмотрела актера. На голове у него красовалась видавшая виды фетровая шляпа с широкими полями, на плечи небрежно накинут просторный зеленый плащ. Под плащом был надет элегантный костюм-тройка, покрой которого выгодно подчеркивал стройность фигуры его обладателя.

Изящные узконосые туфли, похожие на бальные, износились и потрескались. Хотя весь облик сэра Чедвика излучал благородство, не приходилось сомневаться, что предметы его гардероба знавали лучшие времена. Алый галстук-бабочка утратил форму, а высокий воротничок и манжеты истрепались.

Какое-то время сэр Чедвик стоял неподвижно, затем, театрально повернув голову, продемонстрировал пришедшим свой профиль. Апельсинового цвета бакенбарды обрамляли бледное лицо, скрывая длинноватую нижнюю челюсть. Драматически впалые щеки подчеркивали римский нос. Ярко-голубые глаза были полузакрыты, губы сложены в печальную улыбку, а тяжелый подбородок с вызовом приподнят.

Вдруг повелитель чародеев кривобокой, подпрыгивающей походкой помчался по сцене. На вид ноги у него были совершенно одинаковой длины, но тем не менее он сильно хромал, постоянно выставляя плечо вперед, словно тащил на спине тяжелый груз. Наконец, остановившись, он пробормотал приглушенно: