– Мариш… – раздалось с крыльца, но она не отозвалась, не обернулась даже, усаживая на санки Егорку. – Можно тебя… на минутку?

Она смерила его взглядом и опять не ответила, уходя вместе с сыном за дом, на большую площадку, где располагался бассейн, закрытый на зиму щитами и превращенный в небольшую ледяную горку. За ними увязались оба щенка, бежали рядом и старались ухватить Егорку за руку в меховой рукавичке или за ногу, свесившуюся с санок. Хохол догнал их в три прыжка, отобрал у Марины веревку санок:

– Надорвешься! Он же тяжелый.

Она пожала плечами и опустилась на скамейку, доставая сигареты. Женька потащил Егора на горку и запустил с самой верхушки, успев потом поймать внизу хохочущего и падающего с санок мальчика.

– Папа, сё!

– Еще? Ну давай, только не вались на снег – ударишься.

За двадцать минут Егор загонял Женьку, тому стало жарко, он скинул дубленку прямо в снег и в одном свитере забрасывал пацана вместе с санками на горку.

– Сё, сё! – вопил Егор, в очередной раз скатившись вниз, и Хохол подчинялся, снова и снова запуская его с горки.

Марина сидела на скамейке, спрятав замерзшие руки в рукава комбинезона и покачивая ногой. Один из щенков забрался к ней на колени и свернулся клубком, согревая ее и тихонько урча во сне. Хохол все поглядывал в Маринину сторону, не решаясь заговорить, но по глазам она видела, как ему этого хочется. Наконец, Коваль замерзла окончательно, встала, стряхнув с колен щенка, и пошла домой.

– Даша, поставь чайник, пожалуйста! – крикнула она, снимая в прихожей ботинки и расстегивая комбинезон.

– Он горячий, Марина Викторовна! – отозвалась домработница из гостиной – видимо, убирала там. – Замерзли?

– Да, немного есть.

– А где мужики? Обед скоро, я слышала – Женька приехал?

– Приехал.

С чашкой чая Марина уселась в кабинете, достала бумаги из ящика стола – договор на поставку искусственного газона, системы подогрева поля, еще какой-то специфической ерунды, в которой она совершенно не разбиралась. Надо было звонить в Москву, пусть Колька возвращается, он хотя бы в курсе. Да и господин Младич где-то отдыхает, а завтра футболисты из отпуска выходить должны, пора сборы организовывать. Словно подслушав ее мысли, вдруг материализовался Мирко – ну не сам, конечно, а его голос в телефонной трубке.

– Здравствуйте, Марина Викторовна! – начал официально, но потом сбился с тона, засмеявшись: – Не выходит уже, на "ты" проще гораздо. Как твои дела?

– А твои?

– А что мои? Все нормально.

– Да? И когда ты собираешься возвращаться? Завтра команда из отпуска выходит, надо что-то решать, – Марина отпила глоток чая и замолчала, ожидая ответа.

Младич подозрительно долго собирался с мыслями, дышал в трубку, не говоря ни слова. Эта пауза ей не понравилась.

– Я и звоню, чтобы обсудить это с тобой, – выдал он наконец.

– Что обсудить?

– Условия контракта.

– А что с ними не так? – поинтересовалась Коваль, постукивая по столу пальцами. – Я мало тебе пообещала? Или перспектива не устраивает?

– Я плохо представляю себе, как ты будешь выполнять то, что задумала…

– А это не твоя забота! – заорала она, потеряв контроль. – Твое дело – тренировочный процесс и игроки, а все остальное уж какнибудь без тебя решится! Даю тебе времени два часа, потом будь добр перезвонить и сказать, что все в порядке и ты уже едешь в аэропорт!

Не став выслушивать возражений, Марина бросила трубку на стол и выхватила сигарету, сделав две глубоких затяжки, чтобы успокоиться.

"Интересно, с чего бы такие разговоры? Когда уезжал, все было нормально, а тут вдруг… Денег он получит по контракту больше, чем гдето в другом месте, это я знаю абсолютно точно, плюс квартира, машина с водителем, загранпоездки на эти чертовы сборы. – Она стряхнула пепел, потянулась и снова вернулась к размышлениям. – Какого черта лезть туда, где ничего не смыслишь? Стройка – это мое дело, и мнение главного тренера здесь неуместно и ненужно. Этим проектом вполне квалифицированные люди занимаются, лучшая строительная фирма города".

В дверь кабинета осторожно постучали.

– Да!

Хохол вошел с цветами в зубах, опустил букет ей на колени, взял ее руки в свои и сжал.

– Мариш…

– Убирайся!

– Я прошу тебя – выслушай…

– Больше ничего не желаю слушать! – отрубила Марина, высвобождая руки и скидывая цветы на пол. – Ты забываешься, и мне это надоело.

Он снова вернул букет на колени, и тут она, рассвирепев окончательно от его непробиваемого упрямства, схватила цветы и принялась хлестать ими Хохла по лицу. Он только улыбался, даже не стараясь увернуться, спрятать глаза хотя бы. Когда от хризантем остались голые прутья, а весь ковер оказался усеян желтыми и зелеными ошметками, Коваль немного успокоилась. И тогда Хохол сделал немыслимую в этой ситуации вещь – он опустился на колени перед креслом и нежно поцеловал ее… Марина опешила – по закону жанра, да и по Женькиным замашкам выходило, что не поцелуи за этим последуют, а мордобой, а тут… Глядя на Женьку широко распахнувшимися глазами, она едва не плакала, а он погладил ее по голове и тихо спросил: