— Какие же это слова?

— Три слова всего: человека убить просто.

— Ты угадал.

— Еще бы не угадать. Но здесь-то и кроется твоя ошибка: человека убить нелегко.

— Почему?

— Конечно, законы нравственности тут ни при чем, страх ответственности для тебя только привлекателен. Но кровь не простит… то есть мать не простит… ну в каждом человеке течет кровь, данная ему матерью… как сок в винограде… вино… впрочем, я путаться начинаю…

Заря опять догорела. Никодим занавесил окно в столовой и зажег лампу с синевато-золотистым светом: он любил зажигать ее…

Отец Дамиан, носивший прозвище "Хромой" и хорошо известный в округе каждому, был духовным отцом Евгении Александровны и старым другом Михаила Онуфриевича.

О нем вспомнил Никодим на другой день, сидя опять в столовой перед окном. Вспомнив, он сейчас же вскочил и пошел наверх, в башню, но не в кабинет и не в спальню.

Между кабинетом и спальней был узкий коридор и в конце его лесенка вела на чердак. По этой лесенке взбежал Никодим и остановился перед запертой дверью.

"Кто же мог запереть дверь?"…

Пришлось позвать снова Ерофеича. Но тот также ничего не знал.

— Вероятно, старый барин заперли — кому больше? — сказал он.

— А мне нужно попасть туда.

— Да как же попадете? Сломать замок разве?

— Конечно, сломать.

— А старый барин что скажут?

— Не учи меня, пожалуйста. Я на тебя со вчерашнего дня сердит. Болтаешь тут всякий вздор. Неси лучше отвертку, что ли?

— Отверткой тут ничего не сделаешь, — ответил Ерофеич виновато и чуть не со слезой в голосе.

— Тогда принеси ключи, какие есть. Может быть, подойдет что.

Ерофеич сбежал вниз и вернулся с большою связкой ключей. Они перепробовали всю, но ни один из них не подошел к замку.

— Разве с крыши еще попытаться, — сказал Ерофеич, подумав.

Когда-то выход на крышу был проделан Михаилом Онуфриевичем.

— То есть с крыши на крышу?

— На башню? — спросил Никодим.

— Так точно, на башню.

— Ну, позови людей, вели им принести стремянку. Стремянку вскоре принесли, протащив ее через кабинет. Отослав людей, Никодим вместе с Ерофеичем приставил лестницу к крыше башни.

Ерофеич забрался первым. Он сразу нашел лист с защелкой и, откинув ее, потянул лист кверху, но тот не поддавался.

— Тоже заперто, — сказал старик виновато.

— Только путаешь меня напрасно, — ответил ему Никодим. — Говорил я тебе, что надо сломать дверь.

— Где же ее сломаешь, этакую махину. Не по-нонешнему делана. Да и как будешь в своем-то доме ломать?

Никодим еще потыкал дверь пальцем. Конечно, ломать дверь в своем доме смешно — Ерофеич прав. И если действительно ее запер отец — неудобно будет перед ним.

А попасть на чердак Никодиму очень хотелось. Недовольный он сошел опять в столовую и, остановившись перед окном, мысленно представил себе ту комнату на чердаке.

Когда-то в ней жил Михаил Онуфриевич. Это была небольшая комната, выгороженная из чердака двойной стеной; низкий потолок шел накось к маленькому слуховому оконцу и спускался там так круто, что Никодим к оконцу мог подходить только согнувшись. Посреди комнаты, у трубы, стояла, обмазанная глиною, кухонная плита, всего в аршин, с одной вьюшкой…

Направо на стене висели три охотничьих ружья, с патронташами и несколько старинных литографий в рамках: на литографиях изображены были романтические ландшафты. В углу за плитой приютилась деревянная кровать, сколоченная просто из досок и прибитая к стене.

Налево, уходя на три четверти в двойную стену, возвышался черный шкаф: он, обыкновенно, запирался на ключ и ключ вешался за икону святого Михаила-Архистратига Сил Небесных — в красном углу.

Никодим мысленно отпер шкаф. Там на гвоздике висело что-то черное, какая-то одежда. Никодим взял ее за рукава и развел их в стороны: черное оказалось рясой. "Ряса отца Дамиана".

В молодости Михаил Онуфриевич провел три года в монастыре послушником, под началом у отца Дамиана. Ряса, висевшая в черном шкафу, была подарена Михаилу Онуфриевичу при выходе из монастыря отцом Дамианом на прощанье.

И вот Дамианова ряса теперь появилась перед Никодимом в кресле напротив. Появился, собственно, тот, уже знакомый нам собеседник, но он облачился сегодня в рясу.

— Видишь, — сказал он Никодиму, — совсем не нужно было ломать дверь на чердак. Стоило тебе захотеть видеть рясу, как я в ней явился.