Скалдин Алексей Дмитриевич
Шрифт:
— Нет, нет, я ничего такого не думал.
— Не думал? Не понимаю, чего ради ты отнекиваешься: ведь тебе со мной вовсе не плохо будет.
Пальцы Никодима забегали по ручке кресла.
— Послушай, — сказал Никодим немного просительно, но вместе с тем и достаточно твердо, — послушай, я тебе тоже скажу такое, чего ты не знаешь.
Тот молчал. У Никодима мелькнула мысль: "Ну как не знает — все знает!". Но лицо его осталось неподвижным, а молчание собеседника заставило его продолжать:
— Так вот — есть что-то такое, чего ты не знаешь и напрасно ты так мерзко хохочешь. Если бы ты был бес, ну, самый настоящий бес (не объяснять же тебе, какой именно), а то ведь ты только мошенник. Вот, который раз ты со мной разговариваешь; а не сказал мне, кто ты таков и как тебя зовут — разве поступают так порядочные существа?
Никодим в точности произнес: "Существа", — хотя не мог бы объяснить, что он думал сказать этим.
— Да, да! — продолжал он. — Вот, например, с рясой — разве я не видел, что ты меня обманул: ты вовсе не надевал рясу; ты только положил ее на себя сверху, прикрылся ею, и, когда встал — она упала, потому что не была надета в рукава. Я видел.
— Ну так что ж?
— Как, ну так что ж? Как, ну так что ж? — вскипел Никодим, вскочив с кресла и с кулаками подступая к кровати. — Я не хочу вести разговор с мошенниками. Так порядочные… не поступают.
Он опять хотел сказать "существа", но запнулся и сказал одно "порядочные".
— А если я бес? — вопросительно ответил собеседник.
— Ты бес? Прислужник Сатаны? — рассмеялся Никодим.
— Ну да, бес. Чего же тут смешного? А Сатана здесь ни при чем. Разве бес не может существовать сам по себе, без Сатаны?
— Конечно, не может.
— Много ты знаешь! А я вот существую.
— Хорошо! Существуй себе без Сатаны. Но рясу в рукава ты не мог надеть. Это я знаю.
— Я могу!
— Покажи! И не можешь показать, потому что рясы с тобой здесь нет.
— Ан есть!
На кровати действительно зашевелилось что-то черное. "В самом деле, ряса", — подумал Никодим, но, точно хватаясь за соломинку, сказал:
— Да это не та ряса: не отца Дамиана. Ты здесь у кого-нибудь, у какого-либо монаха ее стащил.
— Нет, это ряса отца Дамиана, смотри.
И черное взмахнуло рукавами: ряса была действительно надета в рукава. Но все же на постели ничего определенного не намечалось.
— Господи, что же это такое? — беспомощно и с тоской спросил Никодим, вынул часы и поглядел на них: был на исходе третий час.
— Ничего особенного, — ответило существо, — ты не беспокойся, я ведь умею и определиться. Только ты поговори со мною подобрее.
— Как же подобрее поговорить? Определяйся скорей. Право, я устал. Или уступи мне постель — я лягу спать.
— Нет, погоди! Как же я определюсь так, сразу. Ты лучше реши, каким я тебе больше понравлюсь?
— Ты смеешься надо мною, — пожаловался Никодим, — ты для меня во всех видах хорош.
— Ну тогда я тебе помогу, — сказало существо. — Погладь меня по головке.
И темное сунулось Никодиму под руку, отчего Никодим опасливо отстранился. Но это что-то уже определенно приняло человекообразные очертания — во всяком случае, сидело на кровати, подобрав к себе ноги и охватив колени руками. Лица сидевшего не было видно: монашеский клобук совсем затенял его, а руки белели неживой белизной.
— Да ты покойник! — воскликнул Никодим.
— Нет, — запротестовало существо, — я не покойник: я бес.
— Бесы или нечистые духи, — отступая два шага назад и поднимая правую руку для убедительного жеста, возразил Никодим, — бывают или мерзкого вида, или демонического. А таких бесов не бывает. Ты, голубчик, слишком прост, чтобы провести меня.
— Я проведу тебя, когда мне понадобится. Если же ты мне не веришь, что есть бесы несколько иные, чем ты полагаешь, то еще раз прошу тебя: погладь меня по головке.
— А что же у тебя там?
— Рожки, самые настоящие.
И существо скинуло с себя клобук (но лицо его от этого вовсе не определилось) и подставило опять голову Никодиму. Никодим опасливо протянул руку и погладил череп сидевшего: действительно там намечались рожки — маленькие, совсем телячьи.
— Вот как! — сказал он удивленно.
— А это что, по-твоему? — хвастливо заявил бес и, спустив одну ногу с кровати, постучал ею по полу. — Видишь?
Никодим нагнулся, посмотрел: копытце, совсем козлиное.