Шрифт:
Потом были тосты за крепость Русской земли, за память народную, в веках неугасимую. А Дмитрий Константинович пересказывал главы Лаврентьевской летописи...
В то суровое и беспощадное время грозы ордынской особенно значимо прозвучали на сразу затихшем застолье мужественные слова великого предка нашего:
«Не посрамим земли Русской, но ляжем костьми тут. Только мертвым нам будет не стыдно!»
— Святослав-князь, — рассказывал хозяин застолья, — котлов с собой не возил, питался вяленой звериной или кониной, спал на попоне под звездами, седло под голову подложив. Был легок на ногу и скор в походах. И дружина его такой же была. А ворогу он непременно вызов на битву слал: «Иду на Вы!» Вот так-то!
За столом молча слушали рассказчика богатыри и полководцы грозного и не всегда славного для них XIV века. И с трудом им верилось, что был на Святой Руси некогда единоначальный князь, звучного имени которого страшились все стороны света.
А Дмитрий Константинович продолжал:
— В степях, ныне Ордой занимаемых, кочевали и дань тяжкую брали с соседних народов — по человеку от сохи — злые и могутные козары. И только Святослав Киевский послал им меч вместо дани, а следом двинул на кагана ихнего железные дружины свои. И пало то царство козарское под ударами славных предков наших. Склонили головы перед тяжкой десницей Святослава-князя народы гор Кавказских, Таврия стала русской. А потом могутный воитель пошел за Дунай, в землю Болгарскую, и далее — к самому Царьграду. И с кем ни встретился он на том бранном пути, всех повергал в прах!
Как сказочно далеки были слушателям сами названия тех мест, которые некогда принадлежали их предкам, словно и Таврия, и Кавказ, и Дунай, и Болгария были за тридевять земель. И многим стыдно стало, что растеряли они былую славу Русской земли.
— Когда все это было... — тяжко вздохнул кто-то.
— А было это четыреста лет назад!
— Да-а, жили в то могутное время богатыри на Святой Руси. Не нам чета...
— И мы им не уступим в доблести и силе! — твердо оборвал стенавшего князь Борис Городецкий. — Но Святослав всю Русь, ако кулак сжатый, держал и тем кулаком повергал врага. И мы то же сотворить пытаемся, да только раскрытой пятерней тычем в стальную грудь Орды!
Ссора готова была вспыхнуть в застолье, взаимные упреки вот-вот сорвутся с уст. Опередил всех Дмитрий Михайлович Боброк. Полководца многое заинтересовало в изложении старинной летописи, и он спросил:
— На попоне спал Святослав-князь в походе. Значит, дружина его конной была?
— Комонники у него были, конечно, — ответил Дмитрий Константинович. — Но основная рать пешей была.
— И о том писано в повести сей?
— Не совсем, но догадаться можно... Вот ежели ты ведаешь грамоту греческую, тогда есть у меня для тебя книжица занятная летописника Льва Диакона [108] . Там он много писал о войне Святослава с греками.
108
Лев Ди'aкон — византийский писатель-хронист середины X века; описал войну Святослава с греками в Болгарии.
— Ведаю. Где книжица?
— Завтра найдем, — пообещал князь. — Помнится, там Лев и пеший строй русский показывает.
Как-то само собой получилось, что гусляры запели былину про Святогора. И увидели воеводы в богатыре том неодолимом великого предка своего Святослава Игоревича — грозного и непобедимого полководца. Многие стали подпевать гуслярам.
— Вот бы сейчас князя-витязя того супротив ордынских полков поставить, — с тоской заметил один из воевод нижегородских. — Небось побежали бы поганые от такого воителя куда глаза глядят.
— Имя Святослава Игоревича всегда осеняло и осенять будет боевые стяги русские! Но только тогда оно поведет к победе, когда мы стяги те не для усобицы собирать будем, а для ударов по ворогу лютому! — громко сказал воевода несокрушимой московской дружины Родион Ослябя.
Все согласились с ним: чего уж тут спорить-то...
Глава шестая
Слободские поселенцы
Зимой 1378 года случились два события, которые всколыхнули и Русь, и Золотую Орду.
Первое: бесстрашный и решительный потомок Чингисхана Араб-Шах-Муззафар захватил-таки престол в Сарае ал-Джедиде. При этом он, словно походя, разгромил войско султана Мухаммед-Буляка, которое повел на победоносного военачальника Мамаев мурза Бегич. Сам «великий и могучий» Мухаммед-Буляк бежал к устью Дона, в Узак ал-Махрусу, под защиту своего сильного и коварного покровителя. И беклербек, казалось, смирился с самозванцем из Кок-Орды, послал ему дань и тем изъявил «покорность» новому правителю.
«Изнежится во дворце, — думал многомудрый эмир, — успокоится, потеряет осторожность, а потом и его постигнет участь султана Али-ан-Насира».
Правда, такого исполнителя его воли, каким был Ачи-Ходжа, у беклербека теперь не было, но...
Но, как донесли Мамаю, Араб-Шах-Муззафар Гияс-лид-Дин не захотел поселиться в золотом дворце султанов Дешт-и Кыпчака. Воин и истинный сын степи, он расположился станом неподалеку от своей столицы в чистом поле, где промеж облавных охот и воинских упражнений принимал чиновников и вершил суд над подданными. А чиновники научились на удивление кратко излагать суть самых пространных дел. Ни одного из мурз почившего султана Али-ан-Насира он не приблизил к себе, исключение сделал только для Аляутдина. Окружали Араб-Шаха люди новые, пришлые из восточного улуса, — большей частью такие же, как он сам, суровые и неприхотливые воины.