«Хотя, сам ты во всём виноват! Один – и никто больше! – Подумал с горечью, полностью признавая справедливость этих слов, – Во всём! С самого начала! Неповиновение надо было пресекать в самом зародыше… Застрелить Алмаара сразу. Сейчас бы голову не ломал и от пуль в кишках не мучился…

Поделом тебе! Поделом!»

Тут Дюпрейн попытался ещё раз по порядку вспомнить весь день, восстановить в памяти тот момент особенно, когда Алмаар кинулся навстречу сионийцам с криком: «Если вы боитесь, я пойду первым?.. Вы думаете: я боюсь смерти?»

Сейчас Дюпрейн обдумывал всё с холодным трезвым умом. Какой же смерти он мог бояться, если шёл сдаваться? Бросал слова на ветер? А ещё говорил в своё время, что лучше застрелится, чем попадать к сионийцам в руки. Чёртов болтун!

И почему я тебя жалел? Жалел ведь до последнего! Всё шанс тебе давал…

Сколько Дюпрейн ни мучился, сколько ни задавался подобными вопросами, всё же не выдержал, спросил, наконец:

– Ты зачем вернулся, Алмаар?

Спросил без злости, только с искренним удивлением, любопытством, не без возмущения, конечно, действительно желая услышать ответ на свой вопрос, хоть и понял сразу: Алмаар не ответит. Тот и вправду промолчал, глядел исподлобья, ждал крика, ругани – всего! – и даже пулю.

– Ты, что, не слышал, как я за тобой следом шёл? Шёл тебе, дураку, шею свернуть. Ещё бы чуть-чуть… – Дюпрейн усмехнулся, но беззлобно и без сожаления, и это доверие, эта мягкость тона и само обращение поразили Яниса сильнее, чем дуло пистолета, нацеленного в грудь.

– И там, на дороге, Я в тебя первым выстрелил… не сионийцы… И после всего этого тебе смелости хватило прийти сюда?!.. Зачем?

Ответом опять было молчание. Алмаар даже не шелохнулся, сидел, будто не слыша ни слова.

– Ведь ты же смерть пошёл искать, – продолжил Дюпрейн, его голос сал сильнее, громче, но не было в нём знакомой Алмаару злости, раздражения, того желания унизить перед остальными. Дюпрейн одно хотел понять: зачем Алмаар назад пришёл? Должен же он понимать, – не дурак! – что убью я его! Голыми руками задавлю после всего, что было… – Помирать собрался, да?

Янис и на этот вопрос не ответил, только ниже опустил голову, и Дюпрейну вдруг сразу стало ясно: под пули Алмаар шёл! Он и вправду думал, что его убьют. Сионийцы…

Он тогда действительно не боялся смерти. Единственный из его солдат не побоялся смерти! Он же сам всё видел, и сам понимал: ему среди ребят не жить, они только на твою смерть и согласны, поэтому тебе не перейти дорогу, как ни старайся. Вот ты и сорвался! Бросился! Сам себе хозяином хотел быть! Да! Стало быть, так оно всё и было!..

Эта неожиданная догадка заставила Дюпрейна нервно дёрнуться: нашёл, нашёл ответ, разгадал этого парня! Вот оно! Даже попытался рассмеяться, забыв о боли, но лишь закашлялся, отвернулся от всех, кусая губы чуть ли не до крови. Тайлер – сообразительный парень! – без лишних вопросов протянул фляжку с водой, перед этим открутив крышечку. Догадался!

– Почему же не застрелился, а? – Дюпрейн улыбнулся, и опять без издёвки, с одним любопытством, прищурил правый глаз. – Ведь было же чем!

Алмаар молча поднял левую руку, целясь автоматом в небо, – щёлк! щёлк! щёлк! – три раза нажал на курок вхолостую, опустил оружие. Всем стало ясно и без объяснений, что автомат у него пуст, даже без того патрона!

Расстрелял, значит, где-то! Потому, может быть, и вернулся. Вот оно что! А сам-то хоть помнит, где? В кого выстрелил в запале?

– Ты же в плен сдавался! Все видели! Ты за этим к ним шёл? – Дюпрейн зло сузил глаза. Только сейчас в этих слова и в этом взгляде вырвались на свободу те чувства, что бушевали в душе капитана.

– Я?!! – Янис чуть на месте не подскочил. – Сдаваться?!!

Он громко фыркнул, вложив в этот звук столько презрения к прозвучавшим словам, что Дюпрейн опять попытался рассмеяться, но как-то осел, сник, опустил голову на грудь. Потерял сознание. Джейк, сидевший рядом с капитаном, откинулся к стенке ямы, запрокинул голову, глядя на Яниса ничего не выражающими глазами, в которых читались тоска и безысходность. Именно по этому взгляду Янис заподозрил неладное, понял, что-то произошло: «С капитаном что-то?.. Ранен?! Поэтому я и жив до сих пор! Поэтому-то он и не тронул пока… Беседу ведёт! Жизни учит! Чёрт!..»

– Чёрт! – Янис резко дёрнул головой, выругался про себя, до боли стиснул зубы. Подстрелили капитана. И, судя по всему, серьёзно… А меня?! Почему меня никто не убил?! Я же ведь шёл туда только для этого!.. Уж кто-кто, а капитан-то из нас всех должен был точно выбраться… К своим вернуться, в город! Даже с рудника этого вернуться… Чертовщина какая-то!

Подстрелили… Янис зажмурился, обхватил голову руками. Ну, почему, почему всегда с ним так? Всегда, когда он пытается что-то сделать по-своему, получается всё обязательно только хуже. Всегда! Всю жизнь! И сейчас – так… Я ведь только умереть хотел. Сам умереть. Потому, что сам этого захотел, потому, что сам так решил: умереть без чьих-либо приказов, без приказа Дюпрейна, сам… Хотел даже в этом быть самому себе хозяином, руководить своей судьбой…