Он даже оправдываться не будет никогда! Особенно передо мной. Не такой он человек. Не та порода! Чёрт! Он ведь совсем не такой, каким хотел казаться, этот нарушитель закона и преступник! Он же морально выше многих! Благороднее тех подонков, отправивших их помирать на рудник!.. Что он сам как-то говорил, чёрт возьми, там у дороги? Про расхлёбывание всей этой каши, заварившейся здесь, на Гриффите?.. Нет, его внутренний мир намного богаче всех моих прежних представлений о нём…

Дюпрейн хмыкнул невесело, с горечью.

Уголовник! Неделю назад ты бы и руки ему не подал! Даже не глянул бы в его сторону… А теперь, теперь только и стал понимать, что и такие люди имеют право на жизнь… И они тоже имеют душу… Человеческую душу!.. И они умеют страдать, умеют мучиться, испытывают боль… Жаль только, что мы сами это начинаем понимать слишком поздно… Я вот и сам понял это лишь сейчас, на Пороге… А те сволочи, из Управления, они ведь никогда ничего не поймут… Никогда!

Именно те, кто затеял эту проклятую войну! Те, кто не дрогнувшим сердцем отправляет на убой таких вот мальчишек…

* * *

Жар, нестерпимый, прожигающий насквозь, тугим и тяжёлым комом перекатывался в животе. Любое, даже самое осторожное движение вызывало боль, боль, от которой некуда было деться, даже в бессознательном состоянии он не мог избавиться от этой боли.

А ещё невыносимо хотелось пить! До ужаса, до одури, до физической боли! До самого настоящего отупления!.. Он всё время только и думал о воде, представлял себе воду, бредил тем моментом, когда они переходили Чайну. Дорого бы он заплатил сейчас, чтобы снова пережить этот день, этот миг… Столько воды!.. Потрясающе свежей, чистой ледяной воды…

Кордуэлл и Моретти ушли разведать обстановку. Алмаар забился в самый дальний угол, сидел тихо со своим пустым автоматом на коленях. Молчаливый и неподвижный – прямая противоположность себе прежнему. Дюпрейн даже о жажде забыл на мгновение, забеспокоился. И не спроста: «У него же шок! После всего…» А тут Тайлер склонился, поднося к губам фляжку, воды в ней на самом донышке, на два-три глотка. Дюпрейн чуть двинул головой: «Нет, не сейчас…», а вслух добавил:

– Посмотри, как наш Алмаар… Его перевязать нужно…

В одном лишь обращении «наш» Джейк уловил столько заботы, удивительной для капитана, обычно сдержанного в своих чувствах. Сейчас его солдаты – все они – были дороги ему как никогда, дороги как дети. После всего, что пережили вместе, после ранения, когда он чувствовал, что теперь уже не в силах защитить их, они стали ещё более дороги ему.

Алмаар и не взглянул на Джейка, не шевельнулся. Вряд ли он о чём-то думал сейчас: взгляд пустой и тусклый, удивительный для этого живого, подвижного, как ртуть, парня.

С рукой у него действительно было не всё в порядке. Джейк даже удивился: и почему сам раньше не заметил, не обратил внимания? Рукав комбинезона от середины плеча и ниже затвердел от спёкшейся крови. Но осмотреть саму рану можно было лишь, стянув комбинезон.

Алмаар не сопротивлялся, рта не раскрыл, пока Джейк оказывал ему помощь: очень осторожно высвободил руку, расстегнув «молнию» на груди, наложил гигиенический бинт – тугую антибактерицидную повязку с фиксирующимися краями. Обезболивающего не было, присохшую ткань пришлось отдирать наживую, но Алмаар смолчал и на этот раз, хотя, как заметил Джейк, эта-то боль и помогла вернуться Янису в реальный мир.

Рана оказалась не опасной, пуля прошла навылет, даже кость не задела, но из-за того, что перевязку сделали только сейчас, Алмаар заметно ослабел. А ещё сказывались голод и жажда. Да постоянный хронический недосып…

Хотя, этим теперь каждый страдает…

А ещё ко всему этому «арсеналу» и постоянное нервное напряжение не мешало бы добавить для более полного списка. Нужен был отдых, всем – отдых, еда и сон!..

Но думать об этом ещё рано! Ой, как рано!

Джейк подтянул язычок «молнии» к самому горлу. Всё! Отдыхай теперь, дружок! Спасибо можешь не говорить… Подумал почему-то с непонятной грустью: «Убить ведь хотел в своё время, прикладом… А теперь сам перевязку делаю… Кто бы сказал тогда, посмеялся бы – и только… Да-а, вот уж точно пути Господни… А как давно ведь это было!.. Будто и на Ниобе никогда не был… Одна армия вспоминается: плац и казарма, учебные классы и… лес этот проклятый!.. И рудник, будь он неладен…»

Джейк поднял голову со вздохом и тут встретил взгляд Яниса, в этом взгляде были те же чувства, что переживал сейчас сам Джейк. Алмаар догадался, что их мысли совпали, понял это и усмехнулся. И усмешка эта показалась почему-то Джейку недоброй…

Нет! Не друзья они совсем! И даже не товарищи. Хотя и понимали уже друг друга с полуслова, с полумысли. Губы Алмаара чуть дрогнули, словно он сказать что-то хотел или спросить, но лицо его вдруг опять стало прежним: апатичной бесчувственной маской с пустыми ничего не выражающими глазами. Каким-то внутренним чутьём Джейк догадался, о чём хотел спросить Алмаар: о капитане, о Дюпрейне. Но Алмаар и сейчас скрыл свои чувства, боялся показаться слабым, даже человечным, и особенно в глазах Джейка. Тайлер, по его мнению, и так слишком много знал о нём, о его прошлом, о его ошибках, о тех моментах в жизни, когда Янис и сам себя презирал, о том, чего он не любил вспоминать…