Шпильгаген Фридрих
Шрифт:
Свенъ почувствовалъ себя необыкновенно взволнованнымъ. Онъ вполн сознавалъ, что такое невыразимое впечатлніе произвели на него не роскошные русые волосы, не черные, длинными рсницами осненные глаза, ни чудный и всми прелестями украшенный ротъ, и главное ни какая-нибудь отдльная черта — но какое-то особенное выраженіе, которое геніальный художникъ умлъ уловить и сосредоточить во взгляд полузакрытыхъ глазъ и въ едва приподнятыхъ углахъ рта; глубокая, безнадежная тоска, какъ тонкій туманъ на роскошномъ ландшаф, лежала на прекрасныхъ, призрачныхъ чертахъ.
Углубившись въ созерцаніе, Свенъ стоялъ еще предъ портретомъ, прикованный къ нему волшебною силой, какъ вдругъ восклицаніе товарища заставило его опомниться. Онъ поспшилъ выйти на терасу и увидлъ Бенно сидящимъ въ удобномъ садовомъ кресл и извергающимъ облака дыма изъ только-что закуренной сигары на утреннемъ свжемъ воздух.
— По моему хронометру, сказалъ Бенно, взглянувъ на часы: — солнце чрезъ пять минутъ покажется на горизонт. Садись же ближе ко мн и съ благоговніемъ огнепоклонниковъ насладимся этою картиной.
Свенъ, ничего не отвчая, облокотился на перила. Свжъ и отраденъ былъ воздухъ; съ луговъ по ту сторону рки тянулъ восточный втерокъ, наполненный благоуханіями только что скощеннаго сна. На противоположномъ берегу появились только на минуту поднявшіяся изъ воды испаренія, которыя то раздлялись на высокія и стройныя колоны, то громадными сплошными массами безпрерывно неслись вдоль по рк, какъ сонмы привидній, какъ тни воиновъ, которые своею кровью обагрили зеленыя воды могучаго потока. Вершины ближайшихъ горъ окрасились уже багрянымъ сіяніемъ восходящаго свтила, и когда по временамъ разрывались туманные покровы, виднлись широкія цпи горъ и блые дома городка у ихъ подножія. И вотъ поднялось свтило дня, плывя и трепеща въ своемъ лучезарномъ блеск надъ рядами низкихъ холмовъ того берега, и тогда разсялись облака призраковъ, воды широкаго потока засверкали великолпіемъ утренняго солнечнаго сіянія и показался пароходъ, шумъ котораго давно уже былъ слыщенъ; съ бурной поспшностью мчался пароходъ, такъ что волны, кипвшія вокругъ его колесъ, разбивались пною о берегъ.
— Вотъ насталъ и день, сказалъ Свенъ: — и нашему ночному похожденію пришелъ конецъ. Идемъ, Бенно; я ни одной минуты не стану уже ждать.
— Нтъ ли съ тобою визитной карточки? спросилъ Бенно.
— Это на что?
— Хотлось бы мн отмтить нкоторыя метереологическія наблюденія, которыя боюсь проспать.
— Возьми; но теперь я ухожу, сказалъ Свенъ; вынимая изъ футляра карточку и тотчасъ же повернулся, чтобъ уйти.
Онъ не видалъ, какъ Бенно, слдуя своей старой привычк . не упускать удобнаго случая для легкомысленной шутки, положилъ эту карточку вмст съ своею на круглый столикъ близъ начатой вышивки, посл чего послдовалъ за товарищемъ, который ожидалъ его внизу лстницы.
Опять рука-объ-руку пошли они по улиц, ведущей въ городъ, чрезъ узкія ворота, и вышли на площадь по тихимъ еще и безлюднымъ улицамъ университетскаго города. У подъзда гостинницы «Золотая Звзда» они разстались.
Глава вторая.
Свенъ фон-Тиссовъ былъ послдній потомокъ знатной дворянской фамиліи, которая много уже столтій существовала въ богатыхъ помстьяхъ на берегахъ Балтійскаго моря. У него было нсколько старшихъ братьевъ, а такъ какъ родовое имніе было маіоратомъ и, кром того, онъ сильно возставалъ противъ обычаевъ и преданій своего рода, обнаруживая большое влеченіе къ наукамъ и ршительную склонность къ тихой, созерцательной жизни, то его и предзначали къ гражданской служб. Этимъ исключительнымъ направленіемъ ума онъ былъ обязанъ нжно любимой матери, прекрасной, тихой, болзненной женщин, которая, обладая чудесными дарованіями, дававшими ей право блистать на почетномъ поприщ, жила въ уединеніи родового замка, безполезно сгубивъ лучшіе дары природы, совсмъ или мало употребляя въ дло свои таланты. Ея мужъ, фон-Тиссовъ, былъ тоже младшій сынъ, а потому, слдуя фамильному обычаю, былъ предназначенъ къ военной служб. Въ ту пору онъ былъ красивымъ, блестящимъ кавалеромъ, пользовавшимся мирною гарнизонного службой, чтобъ переходить отъ одной побды къ другой. Его красота, слава его неотразимости, противъ которой никто не могъ устоять, сотни разъ испытанное мужество, не отступающее ни передъ какой опасностью, облекли его волшебною силой въ глазахъ того свта, гд онъ добивался побдъ; что же мудренаго, что молоденькая жена его полковника, мать многихъ дтей, прославляемая всми за ея умъ и любезность, ршилась на одинъ изъ тхъ проступковъ, которые по временамъ обнаруживаюсь печальнымъ образомъ всю неосновательность и глубокую распущенность самой, повидимому, высокообразованной жизни: она убжала съ молодымъ поручикомъ.
Разумется, отъ такого проступка возмутился свтъ, который до того времени съ тайнымъ злорадствомъ наблюдалъ за возникавшими отношеніями и даже покровительствовалъ имъ, но теперь, въ припадк добродтельнаго негодованія, предалъ проклятію какъ обольстителя, такъ и его жертву, забавляясь пикантными подробностями скандальнаго происшествія до-тхъ-поръ, пока не усталъ сплетничать и осуждать и пока не явилось на сцену новаго скандала не мене забавнаго, заставившаго забыть прежній.
Между-тмъ молодые люди не видли ни счастья, ни радости, какъ и всегда бываетъ, когда люди сворачиваютъ съ прямого пути. Къ ихъ брачному союзу представилось множество препятствій, и молодая, гордая женщина принуждена была долго терпть позоръ незаконныхъ отношеній. Наконецъ, когда съ этой стороны горизонтъ ея счастья нсколько прояснился, съ другой — тучи еще сильне помрачили его. Скоро фон-Тиссовъ замтилъ, что роль женатаго Дон-Жуана очень жалкая роль, но и его жена не замедлила убдиться, что самый блестящій бальный кавалеръ можетъ быть очень ничтожнымъ человкомъ и при случа весьма грубымъ мужемъ. Къ тому же, красавецъ фон-Тиссовъ не могъ или не хотлъ отказаться отъ жизни молодого холостяка, а потому молодой чет скоро пришлось вступить въ борьбу съ самыми непріятными заботами. Борьба выражалась со стороны юнаго воина далеко не воинственными жалобами и упреками, а по временамъ совсмъ не рыцарскими ругательствами и криками; со стороны же молодой женщины — тою покорностью, самоотверженіемъ, жертвами и неуклонною послдовательностью, которою отличаются благородныя женственныя натуры, лишь только настанетъ день несчастья и горькихъ испытаній, обнаруживающихъ истинное достоинство женщины.
Но вотъ настали и лучшія времена. Отецъ и два старшіе брата фон-Тиссова вскор умерли одинъ за другимъ и ему досталось все богатство; до того времени ему не снилась и во сн подобная счастливая случайность, хотя онъ уврялъ своихъ кредиторовъ въ возможности того. Тогда онъ вышелъ въ отставку, расплатился съ кредиторами, и обнимая свою жену, общалъ ей въ будущемъ жизнь полную очарованій и радостей. На это общаніе она болзненно улыбалась, зная лучше чмъ кто-нибудь невозможность ихъ осуіществленія. Цдые годы отчаянной борьбы съ блестящею нищетой своего положенія, напряженныя усилія поддержать и защищать безхарактернаго мужа надломили въ самомъ корн нжную натуру. Нкогда столь блистательная женщина, кумиръ и гордость своего кружка, находила теперь единственное развлечете въ случайныхъ посщеніяхъ, изрдка нарушавшихъ уединеніе деревенской жизни въ родовомъ имніи. Фон-Тиссовъ, находя достаточно причинъ быть недовольнымъ свтомъ, перебрался въ свое помстье вскор посл полученія наслдства. Отъ природы онъ былъ не дурной человкъ, но въ жизни своей очень мало длалъ для образованія своего ума и сердца. О преимуществахъ же своей жены, тмъ ярче выступавшихъ, чмъ ближе наступало время болзней и миновали годы цвтущей юности и красоты, онъ не имлъ ни малйшаго понятія. Онъ задыхался въ тихой, осмысленной атмосфер, которая разливалась вокругъ его жены. Она вступила на путь, по которому онъ не могъ и не хотлъ слдовать за нею, и скоро она увидла себя совершенно одинокою. Онъ питалъ къ ней высокое уваженіе да и еще любилъ ее по-своему, но ихъ взгляды, мысли и чувства слишкомъ расходились. «Она слишкомъ хороша для меня» говорилъ онъ: «а я, еслибъ и хотлъ исправиться, ужъ не могу сдлаться лучшимъ противъ того, какимъ созданъ».
Когда фон-Тиссовъ мало-по-малу и почти безсознательно отдалялся отъ жены, неспособный оцнить ея достоинствъ, тогда онъ предоставилъ ей полное вознагражденіе въ младшемъ сын своемъ Свен, хотя самъ того не зналъ и не желалъ. Оба старшіе брата Свена были душою и тломъ родными сыновьями своего отца, предпочитая конюшню гостиной, поле и лсъ саду. По природ они были отчаянными охотниками, съ равномрной наклонностью къ добру и злу. Очевидно было, что судьба ихъ вполн зависла отъ условныхъ обстоятельствъ, въ которыя они попадали.