Свенъ былъ истиннымъ сыномъ своей матери. Подобно братьямъ, онъ былъ высокаго роста и имлъ крпкое тлосложеніе; но этимъ ограничивалось его сходство съ отцомъ. Унаслдовавъ отъ матери нжную душу, онъ привязался къ ней съ неодолимою силой. На земл, быть можетъ, нтъ другихъ отношеній, въ которыхъ было бы больше тихаго блаженства, доступнаго человческому сознанію, какъ отношенія между благородною матерью и достойнымъ сыномъ. Свенъ сталъ обожать свою мать, какъ только научился себя понимать. Когда мать бывала больна, Свенъ, будучи еще маленькимъ мальчикомъ, оставался у ея постели какъ прикованный, по цлымъ часамъ и по цлымъ днямъ ухажиживая за нею, оказывая всевозможный маленькія услуги, что доставляло ему гораздо больше удовольствія, чмъ веселыя игры съ товарищами. Эта любовь къ матери увеличивалась по мрі того, какъ онъ становился старше и умне, по мр того, какъ онъ научался цнить свою мать по достоинству. Но еслибъ эта любовь потребовала вознагражденія — чего никогда не было — величайшая награда для него состояла бы въ взаимной любви достойнйшей женщины, въ безграничномъ довріи, которое она ему оказывала, въ неусыпномъ попеченіи, съ которымъ она наблюдала за развитіемъ его превосходныхъ способностей. Для неопытной юности нтъ лучшаго наставника, какъ тотъ человкъ, который самъ въ своей молодости носилъ дурацкій колпакъ и имлъ настолько ума, чтобъ сбросить его, пока еще не слишкомъ было поздно. Въ этомъ случа, какъ и во всхъ другихъ, только опытность длаетъ мастера, и потому нтъ ничего смшне, какъ видть юношей, еще почти полумальчиковъ, беру щихъ на себя обязанность воспитателей, и руководителей молодежи, къ которой они сами еще принадлежатъ. Воспитатель юноши Телемака не юноша, но старикъ, и у Ахилла другомъ Патроклъ, а наставникомъ Хиронъ. Изъ этого выходитъ, что госпожа фон-Тиссовъ была превосходною воспитательницей, и когда она описывала опасности, которымъ пылкая юность легко поддается, и радости старости, когда буря страстей улеглась и свтило умственной жизни тихо и животворно озаряетъ невозмутимое спокойствіе души — тогда даже божественный Платонъ не могъ бы лучше и убдительне говорить.

Съ неудержимою силой Свенъ привязался къ матери по случаю скоро сдланнаго имъ открытія, что кром его она ничего не иметъ на земл, къ чему ея сердце, полное любви, могло бы привязаться, и что безъ этой любви къ нему она была бы самою несчастною женщиной на свт. Дти отъ разведенныхъ родителей разными способами доходятъ до того, что рано начинаютъ понимать отношенія, которыя слдовало бы еще долгое время скрывать отъ нихъ. Вотъ братья и сестры, которые не носятъ ихъ фамиліи и не дти ихъ отца, вотъ дядя, который прежде былъ женатъ на ихъ матери, какъ они слыхали, и еще многое подобное. Такимъ образомъ немного времени прошло, какъ Свенъ сталъ мучить себя и свою мать жестокими вопросами: «Почему она развелась съ дядею полковникомъ? Отчего она была несчастлива съ дядею? Въ чемъ именно состоитъ счастье супружества? Счастлива ли она теперь?» И не много прошло еще времени, какъ онъ уже самъ былъ въ состояніи отвчать на эти вопросы и понялъ, что она несчастлива потому, что ни первый, ни второй ея мужъ не были ея достойны. Съ того времени онъ сочинилъ собственную теорію о достоинств женщинъ и недостоинств мужчинъ вообще, и по вол случая сдланное имъ открытіе въ родительскомъ дом подтверждалось подобными же отношеніями въ многихъ домахъ родственниковъ и знакомыхъ. Почти во всхъ этихъ кружкахъ женщины, получившія высшее образованіе, должны страдать отъ грубости мене образованныхъ мужей, все чтеніе которыхъ ограничивалось официальными газетами и журналомъ для скачекъ. Свенъ, обязанный женщин за лучшую часть своего воспитанія, симпатизировалъ женщинамъ и съ страстнымъ увлеченіемъ принялъ ихъ сторону противъ мужчинъ, грубое обращеніе которыхъ отталкивало его нжную, благородную натуру. Умная мать не упускала случая исправлять предубжденіе, которому она сама невольно подала поводъ.

Не прошло и полугода посл того, какъ Свенъ перехалъ въ городъ для дальнйшаго образованія въ наукахъ, какъ вдругъ онъ получилъ изъ дома письмо съ черной печатью, въ которомъ отецъ въ короткихъ словахъ извщалъ его о смерти матери. Она умерла отъ болзни сердца. Свенъ вполн почувствовалъ, что смерть ея ускорилась отъ разлуки съ любимымъ сыномъ; благородная женщина знала, что носитъ смерть въ сердц, но мужественно согласилась на разлуку. Это событіе оставило пустоту въ жизни Свена, которую даже всемогущее время не могло пополнить. Первая буря печали конечно утихла, но скорбь оставалась и облекала самыя свтлыя, солнечныя стороны жизни срымъ покровомъ. Онъ чувствовалъ невозможность возвратиться въ родительскій домъ, опуствшій для него со смертью матери. По окончаніи курса въ училищ, онъ просилъ и получилъ отцовское позволеніе вступить въ университетъ. Здсь онъ жилъ въ кругу милыхъ друзей, между которыми не послднее мсто занималъ Бенно, сынъ пастора въ помсть его отца, талантливый и трудолюбивый юноша. Три года прожилъ Свенъ этою мирною жизнью, которая только разнообразилась перемною товарищей и случайными поздками на время вакацій. Онъ предался изученію науки съ настойчивымъ увлеченіемъ, которое было основаніемъ его характера. Онъ не умлъ жить иначе и не желалъ ничего другого, какъ только полагаться на свое знаніе и зависть въ будущемъ отъ себя. Но скоро должна была произойти перемна въ его положеніи. Не кончилъ онъ еще курса въ университет, какъ получилъ извстіе, что его старшій братъ упалъ съ лошади во время охоты съ борзыми и до смерти ушибся; не усплъ Свенъ вступить на государственную службу въ столиц, какъ получилъ короткое увдомленіе о смерти своего отца и второго брата, которые оба сдлались жертвами эпидеміи, свирпствовавшей въ это время въ ихъ краю. Такимъ образомъ въ минуту своего совершеннолтія Свенъ увидалъ себя обладателемъ значительнаго состояния и въ такомъ положеніи, которое позволяло ему вполн слдовать своимъ наклонностямъ. Онъ немедленно оставилъ службу, систематическій бюрократизмъ которой началъ возбуждать отвращеніе въ его свободномыслящей душ, и ршился самъ управлять своими помстьями, въ интересахъ многихъ людей, которые смотрли на него какъ на своего господина и покровителя. Но скоро ему пришлось убдиться, что для этого призванія ему всего недостовало, кром доброй воли. Помстья были опять отданы имъ на два года въ аренду. Онъ надялся за это время пополнить tabula rasa своихъ хозяйственныхъ познаній и написалъ къ другу Бенно, который въ это время усплъ пріобрсть добрую славу какъ адъюнкт-професоръ медицинскаго факультета. Свенъ просилъ его совта, что ему длать. Бенно на это отвчалъ, что лучшаго совта онъ не можетъ придумать, какъ то, что Свенъ долженъ опять вступить въ ученье, откуда онъ, по мннію Бенно, слишкомъ рано убжалъ, то-есть онъ долженъ возвратиться въ университетъ, для того чтобъ теоретически и практически изучить сельское хозяйство въ сельско-хозяйственной академіи, находящейся при университет, и тмъ образовать себя для будущаго желаннаго призванія. Въ академіи пробыть одинъ годъ и за тмъ развивать и укрплять пріобртенныя свднія посредствомъ путешествій. Свенъ нашелъ, что этотъ планъ весьма разуменъ, и не теряя времени ршился послдовать ему. Посл этого прошло немного дней Бенно и имлъ радость заключить въ свои объятія друга своихъ дтскихъ и юношескихъ лтъ, въ виноградной бесдк за чашею пунша проболтать съ нимъ короткую очаровательную лтнюю ночь, и въ ихъ бесд прошедшее, настоящее и будущее казалось имъ прекрасаымъ, сливаясь съ ихъ возбужденными чувствами и глубоко взволнованными сердцами.

Прошло нсколько дней посл той ночи. Сведъ полагалъ, что безъ всякаго труда снова пріютится въ столиц, но съ каждымъ днемъ убждался, что люди и отношенія никогда не встрчаются такимъ же, какими были оставлены. Если же они не измнились и остались тми же, то въ насъ произошла перемна, а чаще всего случается и то и другое. Изъ всхъ старыхъ товарищей-студентовъ одинъ Бенно оказался въ столиц. Свенъ розыскивалъ то того, то другого; одинъ умеръ, другой ухалъ въ Америку, третій, отличавшійся высокомрными надеждами, ухалъ школьным учителемъ въ уздный города близъ польской границы, а о прочихъ съ-тхъ-поръ не было ни слуху, ни духу. Вмст бывало они смялись, плакали, мечтали и кутили, обращались другъ съ другомъ какъ братья и были на ты, клялись въ вчной дружб; теперь же они безъ всти пропали и даже имена ихъ какъ-то забывались. Въ память о прошломъ Свенъ посщалъ т мстй, гд собиралась студенческая корпорація, къ которой и онъ съ Бенно когда-то принадлежалъ. Все т же картины висли на стнахъ, все т же флаги, роговые кубки и прочія прелести студенческаго житья-бытья были тутъ. На прежнихъ мстахъ стояли столы, но за смолами сидло другое поколніе — все незнакомыя лица, которыя показались Свену необычайно моложавыми, вроятно потому, что онъ самъ сталъ на пять лтъ старше. Ему трудно было сознаться, что было время, когда онъ самъ съ не меньшимъ воодушевленіемъ, какъ и окружающая его мододежь, распвалъ псни о «свобод переполняющей сердце» о «великолпномъ дом, который желательно воздвигнуть», о «плотничьемъ подмастерь, который долженъ выстроить вислицу изъ золота и мрамора» и о «жук, возсдающемъ на плетн».

Въ этомъ случа съ нимъ сталось то же, что и съ другими бываетъ. Пять лтъ отсутствя производятъ повсюду необыкновенныя превращенія. Остроумный адъюнктъ превращается въ педанта-професора, прелестный юноша въ отвратительнаго франта, очаровательная, веселая двушка въ угрюмую хозяйку дома.

Къ не малому своему смущенію сдлавъ это открытіе въ первые же два дня своего прибытія, Свенъ на третій день убдился, что было бы гораздо благоразумне не увеличивать списка своихъ разочарованій и бросить всякую попытку, переживать старыя отношенія, которыя очевидно сдлались совсмъ новыми. Онъ поселился за городомъ въ тихомъ, уединенномъ дом, изъ оконъ котораго видны были виноградники, чудесная широкая рка и горы; тутъ онъ ршился жить только въ обществ Бенно, своихъ занятій и воспоминаній.

Можетъ быть, въ настоящее время молодой философъ былъ совсмъ не такъ равнодушенъ, какъ воображалъ. Можетъ быть, въ выбор даже квартиры имъ руководило какое-нибудь обстоятельство, которому философу не слдовало бы придавать особеннаго значенія. Это обстоятельство заключалось именно въ томъ, что съ маленькаго балкона изъ его комнаты можно было видть нкую терасу и довольно хорошо наблюдать, что на этой терас происходить, посредствомъ отличнаго бинокля, находившагося въ числ его дорожныхъ вещей. Можетъ быть, подрзрительно отчасти и то, что Свенъ бросаль свои наблюденія, лишь только заслышатся въ передней шаги Бенно; но. еще подозрительне, то, что въ глубокую ночь, когда ни одной звздочки нтъ на неб, когда такъ темно, что руки свои нельзя видть, тмъ мене можно видть слабо освщенную комнату шагахъ въ двухъ стахъ отъ него, онъ все-таки сидлъ на балкон и смотрлъ на терасу до-тхъ-поръ, пока свтился матовый огонекъ въ окн; но часто и огонекъ бывало исчезнетъ, а Свенъ все сидитъ на балкон и смотритъ на терасу.

Предъ глазами Свена представлялся все этотъ портретъ, который онъ видлъ въ раннее утро пребыванія своего въ гостиной того; дома, куда онъ, зараженный своеволіемъ Бенно, вторгнулся такимъ непозволительнымъ способомъ; онъ не могъ забыть лица, которое въ сумеркахъ склонялось къ нему, такое блдное, тихое, такое гордой и холодное. Оно являлось въ его сновидніяхъ и съ ужасающей ясностью предстояло предъ его мыслью, когда онъ просыпался посл короткаго, тревожнаго сна; оно преслдовало его, куда бы онъ ни уходилъ, гд бы ни останавливался; черные, умные, неземные глаза этого призрака безпрерывно были на него устремлены и, казалось, безпрестанно предлагали ему вопросъ, какъ-будто отъ отвта на этотъ вопросъ зависла вся его участь; ни днемъ, ни ночью этотъ образъ не давалъ ему покоя, заставлялъ его безмолвствовать въ обществ, быть разсяннымъ и задумчивымъ даже въ присутствіи Бенно. Напрасно Бенно призывалъ на помощь все свое остроуміе и веселость характера, чтобъ задумчиваго товарища, вырвать изъ области мечтаній; напрасно онъ произносилъ краснорчивыя рчи о безуміи «часы счастья портить подобною тоской».

— Съ радостью, этимъ солнечнымъ сіяніемъ души, бываетъ тоже, что съ солнечнымъсвтомъ въ природ, возражалъ ему Свенъ: — какъ за то, такъ и за другое мы должны быть благодарны, когда они посылаются намъ и радуютъ насъ; но создать ихъ мы не можемъ, и потому не слдуетъ намъ и желать несбыточнаго.

Подобными изреченіями можно было довести до отчаянія даже Бенно. полнаго жизни я веселости.

— Кто не принимаетъ совтовъ, тому и помочь нельзя! восклицалъ Бенпо. — Если у тебя есть охота и обязанность ловить кузнечиковъ, такъ и лови. Что до меня касается, такъ много дла и получше у меня найдется. Прощай!