Задыхаясь отъ быстрой ходьбы, она попала невзначай въ улицу, гд находились великолпнйшіе дома и гд, относительно говоря, не было такого многолюдства, какъ на прежнихъ улицахъ. Предъ однимъ изъ этихъ дворцовъ блисталъ яркій свтъ газоваго освщенія изъ дверей настежь отвореннаго подъзда. Щегольскіе экипажи быстро подъзжали, оттуда выходили кавалеры въ черныхъ фракахъ и дамы въ блыхъ платьяхъ съ цвтами на голов, съ цвтами въ рукахъ, и спшили, прикрываемыя зонтиками ливрейныхъ лакеевъ, какъ можно скоре въ сни. Фанни все это видла точно во сн, она откачнулась отъ ослпительнаго свта, нарядныхъ кавалеровъ и дамъ и перешла на другую сторону улицы, гд было темне. Лишь только она завернула за уголъ, какъ столкнулась съ господиномъ, торопливо шедшимъ на встрчу. Свтъ отъ фонаря ярко освтилъ и его, и ее. Господинъ пробормоталъ извиненіе. Не обращая ни на что вниманія, она торопливо шла по безлюдному почти переулку, куда теперь только повернула; вдругъ послышались скорые шаги позади. Еще минута, и господинъ, только что ею встрченный, очутился рядомъ съ нею.

— Милое дитя, сказалъ онъ: — теперь не такая ночь, чтобъ можно было долго оставаться безъ шляпы и салопа. Позвольте мн проводить васъ до дома подъ моимъ зонтикомъ.

— У меня нтъ дома, сказала Фанни.

— Куда же вы идете?

— Сама не знаю.

— Разв у васъ нтъ родителей, родныхъ, друзей?

— Нтъ никого, никого!

— Бдное дитя! прошепталъ онъ, и нсколько шаговъ молча шелъ рядомъ съ нею; вдругъ подойдя къ фонарю, онъ остановился, подалъ зонтикъ Фанни и, отойдя, отъ нея на нсколько шаговъ, такъ чтобы свтъ фонаря прямо падалъ на его лицо, сказалъ:

— Мисъ, посмотрите на меня внимательно.

Фанни повиновалась ему.

Предъ нею стоялъ господинъ благородной наружности, съ спокойно-серіознымъ лицомъ. Въ его глазахъ, обращенныхъ на нее, выражалась печаль.

— Можете ли вы настолько поврить мн, чтобы мн довриться?

— Да, отвчала Фанни посл минутнаго молчанія.

Не спрашивая ея позволенія, онъ взялъ ее подъ руку и повелъ изъ переулка опять въ широкую улицу. Фанни слдовала за нимъ, дрожа отъ волненія и холода, отъ котораго почти вся окоченла.

— Надо намъ скоре укрыться отъ дождя въ сухое мсто, а иначе вы до смерти простудитесь.

Онъ крикнулъ извощичью карету, мимо прозжавшую, и отворилъ дверцы.

— Прошу садиться, мисъ, сказалъ онъ.

— Нтъ, нтъ! прошептала Фанни, отступая назадъ.

Она вся дрожала какъ въ лихорадк и на ногахъ едва держалась.

— Умоляю, васъ всмъ святымъ, послдуйте за мною, сказалъ этотъ господинъ, и съ тихимъ насиліемъ схватилъ Фанни на руки, посадилъ ее въ карету и, закричавъ нсколько словъ кучеру, самъ слъ въ карету рядомъ съ нею.

Карета покатилась. Господинъ снялъ съ себя шубу и закуталъ Фанни; она почти не сопротивлялась, потому что силы ея были надломлены. Она неподвижно выносила, когда онъ своимъ платкомъ вытиралъ ея мокрые полосы и положилъ ея голову себ на плечо. Онъ не разговаривалъ съ нею, но только разъ спросилъ:

— Лучше ли вамъ теперь?

— Благодарю, лучше, отвчала Фанни, но въ дйствительности была совсмъ больна. Въ ея вискахъ стучала мучительная боль; отъ озноба тряслось все ея тло и зубы стучали.

Долго они хали. Наконецъ карета остановилась. Господинъ помогъ Фанни приподняться и выйти изъ кареты, отворилъ желзную калитку и, замтивъ, что она не держалась на ногахъ, понесъ ее на рукахъ отъ калитки до подъзда. Тутъ онъ позвонилъ. Дверь тотчасъ была отворена. Старуха вышла съ свчою въ рукахъ, но отъ удивленія при вид неожиданной картины чуть было не выронила свчу.

Вотъ это было все, что видла Фанни.

Потомъ она припоминала, что старушка привела ее въ комнату нижняго этажа и уложила въ постель, и что когда она лежала въ постели, старушка наклонилась къ ней и ласково успокоивала ее, а у самой слезы лились потоками по морщинистымъ щекамъ.

Затмъ послдовалъ тяжелый, мучительный сонъ, въ которомъ постоянно преслдовали ее отвратительная хозяйка съ дочерьми, а она, чтобъ убжать отъ нихъ, то бросалась въ пропасть, которая разверзалась подъ ея ногами, то въ рку, волны которой поглощали ее, или бжала по крутой лстниц, которая становилась все уже, уже, и вдругъ приводила ее къ дивному ландшафту, залитому сіяніемъ и солнечнымъ свтомъ, а подъ нимъ высоко она носилась по воздуху, и все носилась, носилась, пока вдругъ опять попадала изъ свтлой высоты въ тсный, мрачный домъ ужасной хозяйки, и снова начиналось то-же преслдованіе.

Въ промежуткахъ этого бреда она нсколько разъ видла ласковое лицо старушки, и постепенно являлось оно ей чаще и явственне; но вотъ пришелъ день, когда она очнулась какъ-бы посл продолжительнаго, успокоительнаго сна, и хотя чувствовала невыразимую слабость, однако могла осмотрться вокругъ себя съ полнымъ сознаніемъ.

Не велика была комната, гд она находилась, но такая свтлая, веселая и меблированная великолпно — такъ по-крайней-мр показалось Фанни, выросшей въ крайней бдности. Постель, на которой она лежала, была покрыта самымъ тонкимъ бльемъ. Тогда она посмотрла на свои руки и удивилась, отчего он стали такъ худы и блдны. Тутъ она стала припоминать о послднемъ ужасномъ вечер, о господин, съ которымъ хала въ карет, о старушк укладывавшей ее въ постель.