Конрад опьянел — сказывалось истощение. Он с обожанием смотрел на владельца шнявы, не решаясь поверить в своё счастье. Неужели Феррара передумал, и вместо Моравии они отправятся в Венецию? В Венецию! У них будет богатый дом над каналом и весёлые проворные слуги, не похожие на ленивых чехов и скучных голландцев…

Мимолётная мысль больно кольнула Конрада. Он высказал её вслух:

— За что Дингер ненавидит меня? Раньше в Моравии он мне помогал…

— Он хотел бы родиться в таких же условиях, в каких родились вы. Ваши невзгоды не казались ему серьёзными в сравнении с благами, которые вы не ценили. Когда вы пренебрегли всем, что было вам дано, он не понял вас и счёл себя униженным. Дингер уверен, что вы совершили ошибку, о которой вскоре пожалеете. До недавнего времени я думал так же, но если бы вас не было со мной, я, возможно, никогда бы не решился на возвращение в Венецию.

— Из-за меня вы продаёте "Вереск"…

— "Вереск"? — Феррара усмехнулся, рассматривая чеканный узор на своём кубке. — Не вините в этом себя. Главное — желание Хооге получить судно, пригодное для его дел. Всё остальное несущественно. Он мог найти другую возможность отнять у меня "Вереск" и отнял бы, потому что желает обладать им больше, чем я. Мне наскучили чужие страны и война. Я хочу покоя, а Хооге — власти и приключений. Даже деньги ему не так нужны. Он не беден.

До самого Амстердама Конрад не появлялся на палубе, не желая видеться с Хооге и Дингером. Будущий владелец "Вереска" изредка заходил к Ферраре поговорить о делах, но ничего не приносил и надолго не задерживался. Дружеские пирушки прекратились. Феррара держался с Хооге так, будто между ними не произошло ничего особенного — незначительная размолвка, о которой не стоило вспоминать. Для Конрада подобные высоты дипломатии были непреодолимы. При виде Хооге он смущался и отворачивался, чувствуя его презрение. Неограниченная власть над экипажем шнявы давала капитану возможность не придерживаться светского тона в общении с судовладельцем.

Тяжесть этих последних дней, проведённых в море, была бы невыносимой для Феррары и его воспитанника, если бы не мечты о Венеции. Конрад и его наставник часами разговаривали о предстоящем им новом путешествии. Оно не обещало быть лёгким — война охватила почти всю Европу, но в сравнении с тем, что им пришлось выдержать во время плавания, многое казалось преодолимым.

По прибытии в Амстердам, едва стала возможной высадка на берег, Феррара отвёл Конрада домой и оставил на попечение кухарки, а сам вернулся на корабль.

За полгода отсутствия хозяев в доме почти ничего не изменилось, но чудесно преобразился маленький сад во внутреннем дворике. На клумбах цвели яркие летние цветы.

Взглянув в большое зеркало в своей комнате, Конрад удивился. Он невероятно исхудал и заметно вырос. Кухарка поглядывала на него с искренним огорчением. Ничто его не интересовало. Такого тоскливого одиночества он не испытывал даже тогда, когда шёл в темноте по ячменному полю. В Моравии, на родине, имя Норденфельда давало ему надежду на покровительство и помощь любого дворянина, но в Голландии он был чужим. Перед уходом с корабля ему не удалось повидаться с Дингером. Австриец исчез из его жизни безвозвратно. Конрад с горечью и сожалением думал о том, что так и не смог расположить к себе этого взбалмошного человека.

К вечеру Феррара не вернулся. Конрад прислушивался к каждому звуку, спускался в сад и смотрел сквозь решётчатую ограду на пустую улицу. Ночью его мучил страх, и он до рассвета не гасил свечи.

Ночь выдалась ненастная. Дождь и ветер переговаривались в полный голос. Феррара остался на "Вереске", пережидая непогоду. Утомлённое долгим плаванием судно, не нашедшее покоя даже в родной бухте, жалобно и разочарованно поскрипывало, переваливаясь с волны на волну.

Лёжа в гамаке в низком и тесном, как нора, помещении под палубным настилом, Дингер мучился ноющей болью в спине и груди и не мог уснуть. Если бы Хооге отпустил его на берег… Впрочем, рано или поздно это должно было произойти.

Дингер вовсе не собирался оставаться в команде "Вереска". У него были другие планы на будущее. Он нисколько не сожалел о том, что расстался с прежними хозяевами. Они оба вызывали у него только презрение…

Ему почудилось, что мимо него прошмыгнула большая крыса. Удивлённый её размерами Дингер чертыхнулся и осторожно повернул голову, стараясь разглядеть в темноте мерзкую тварь. Вставать не хотелось, но он почему-то не мог успокоиться, чувствуя, что затаившееся где-то поблизости существо рассматривает его с пристальным любопытством. Что за чёрт? Он закрыл глаза и сквозь сомкнутые веки увидел перед собой острую хищную морду в редкой беловатой щетине.

Существо оскалилось и вдруг прыгнуло ему на грудь. При сравнительно небольших размерах оно было тяжёлым, словно жёсткую колючую шкуру натянули на металлический каркас. У Дингера перехватило дыхание. Он отшвырнул тварь и поспешно выбрался из гамака. Видение исчезло, но остались тяжесть и ноющая боль в груди. Спотыкаясь и пошатываясь, несмотря на то, что уже давно привык к качке, он поднялся на палубу. Ветер и дождь обрадовались новому свидетелю их перепалки и схватились с удвоенной силой…