Шрифт:
Цымбал крепко разочаровал Потемкина. Не потому, что он не такой начальник, а потому, что работать так, как понимает работу Потемкин, Цымбал не даст. И не только Цымбал – не даст система, на которые «открывал глаза» Лемешко. «Что остается? Воевать с Лемешко, с другими, такими, как он?»
Очень, и очень Потемкину скучно от таких не заманчивых перспектив…
«Нет ощущения, что воюете вы с народом?» Но если не позволительно с «Трейдом» – с кем остается тогда? «Гидра! – усмехнулся он, зная, что «Трейд и К» – эта та же самая «Меркюри Глоб Юкрейн». Тот же Лахновский! А изворотливость этой змеи – в несовершенстве закона. «Несовершенство – считали древние – временно». Но где пересидеть, переждать это время?
Худшее, что сделал Лемешко – спросил, уходя, – «А может, в милиции и получше применение лично для Вас найдется?»
Не было бы границы – не было б этих проблем. Пролегает она по земле, а отражается в глубине сознания. Не может быть по-другому: граница – разделяющая полоса.
А Славик не стал ждать, уехал. Потемкин вздохнул и пошел исполнять приказ. Он больше не смотрел на солнце: вывод угнетал и без солнечного блеска с высоты. «Как работать? – Потемкин зашел в абсолютный, глухой тупик. – С этим, – задумался он, – что-то придется делать…»
Шло время крутых перемен…
– Вам, – протянул дежурный трубку.
– Кто?
– Не назвался.
– Алло! Это я! У тебя там как? Ничего?
– Ничего у меня, Виталий.
– Правда?
– Да. Чистая правда. Чего ты уехал?
– Да так, загорелось… Начальник, я думал, раз вызвал тебя – то с концами.
– Да нет. Все концы у меня в руках.
– Может быть, на охоту?
– Сегодня?
– Как можно скорее!
– Скорее? А знаешь, я, кажется, вот-вот и буду готов…
– Тогда, может, завтра?
– Хотел бы, хоть завтра, но не уверен…
– Ну так когда? – взволновался Виталик.
– Давай телефон, позвоню.
– Запиши.
– Я запомню, диктуй!
Потемкин сказал: «Позвоню» и Виталик ждет. Рука, сгоряча, рвет и мнет посторонние, мелкие вещи – и тянется к трубке. А тот не звонит. «Вчера это было, ага! – встрепенулся Виталик, – Вчера же он взял телефон. Остается, о боже, два дня! О, мама, Потемкин, звони же! Звони!»
***
– Потемкин, – легко, уголками губ, улыбнулся начальник, – глупостей ты не наделаешь, а? Ты как в трауре ходишь? Обижен?
– А кто не обижен нынче?
– Забавно…
– Забавно, а кто у нас правит, Держава людьми, или люди – Державой?
– Хм, вот умеешь спросить ты, Потемкин…
– Спросить – не проблема. Ответить трудно.
– А сам как считаешь, кто правит?
– Я понял, что и не первые, и не вторые. Какая-то третья, стихийная сила.
– Стихийная?
– Стихия, товарищ майор – идеалы наши. Новые, пока не понятные и – не самые лучшие.
– Откуда такие мысли?
– В поле свежий ветер пролетал…
– А-а, Газманова слушал? Но, верно сказал: новые и не лучшие нравы. Надо же, – Цымбал качнул головой, – а это правда, Потемкин! Но, – Цымбал насторожился, – ты что, хочешь сказать, что таким идеалам служить проблемно?
– Проблемно.
– Уйти захотел?
– Пожалуй…
– Пятилетку? – кричал в трубку Славик, – Ждать будем, а? Вы, оба, охотники хреновы, черт вас! Вы где?
– Я Потемкина жду, – оправдался Виталик, – и бросил трубку.
«Звонок кандидата на небо!».
Момент в судьбе, наступал переломный. Суровую школу, – он это чувствовал, – Виталик, переживет. Такую же силу и власть над собой, над другими, и над обстоятельствами – как и Лахновский – он обретет. Фигура, похоже, уже выходила на его игровое поле. Потемкин, случайно, будет застрелен, из дробовика. Такое вполне может быть на охоте. А Славик, – коллега его, компаньон по охоте, осознав содеянное, застрелится сам. Той же, заячьей дробью.
Сделает вид Лахновский, что ничего непонятного не произошло. Но, поймет все и оценит исключительную надежность Виталика. На равных с Лахновским видел себя Виталик. Дух замирал от грядущего равенства. Жизнь начинала Виталику поддаваться! «Дай-ка водки!» – предложил он себе самому, чувствуя твердость в руках. Поскольку игра не бывает без жертв, то господь игрока не считает убийцей. Не должен считать…
Рука не рвалась к телефону. Не трещали мозги. И Виталик совсем не боялся завтра. Он ощущал вкус приходящего завтра. Реальный, как в банке «Баварии» 0,33…
***
Подняться, задвинуть штору – нетрудно. Тогда будет можно, припомнив простые картины минувшего дня, погрузиться в сон. А пока – не заснуть. Луна – вчера еще просто луна, сегодня смотрела в окно, во весь, полный, холодный и пристальный глаз. Ее свет белил стены и пол, давал тени, как солнце. В тени, и по темным углам, затерялся обрывками сон. И тот, пристальный взгляд, из-под стрехи небесного купола, сну не позволит собраться из тени, прийти, успокоить душу. Да только подняться, пройти и задвинуть штору, мешала боль. Образ сына, Виталика, в те же ходы, потаенные, в душу входил, вместо сна.