– Ты чего? – изумился зам.

– Да, так, не в ту сторону крутанул, – подполковник убавил громкость. «Спать ложился, – подумал он, – Земля, как обычно, нормальной была. А сейчас – опереться не на что!»

Понять что-либо по обстановке, возможности не было. И «Рисковать, – решил он, – я могу только сам!»

Архангел услышал ротного и прозвонил в телефон:

– Подполковник, ты еще не поднялся? Я тебе подскажу, что придумать с Потемкиным. Слушай…

Потемкин был – весь внимание. Жизнь длинна, как дорога, а исповедь – краткий отрезок – тире! Синебрюх сейчас скинет последнюю тяжесть Потемкину в руки, устанет и окунется в тоску. А потом замолчит, или будет врать, потому что тоска выливается в мысли о самом насущном – спасении. А сейчас не врет – избавляется. Момент истины – ценный момент для коллег из розыска, – вот что держал у себя в руках Потемкин. А тут постучали в дверь.

– Да!

Вошел ротный. Осмотрелся, не угадал ничего особого и, тоном незваного гостя, проговорил:

– Потемкин, сдай пистолет. Приехал режиссер Фокин с «Мосфильма», он снимал «Петровку, 38» – побудешь у него гидом. Лучше тебя тут никто не справится.

– Что? – удивился Потемкин, – Опять!

Он «въехал» не сразу, о чем сказал ротный. А ротный, вообще не въезжая, добавил:

– Ну, тебя что, учить? Будет спрашивать – ты отвечай, покажи, чего гость захочет, да не молчи – это главное. Он ведь зачем приехал, что нужно? Общение, слово живое, Потемкин, давай! Ты к нему не для охраны, поэтому пистолет не нужен. Сдай! Это приказ.

Не будь Потемкин привычен эмоции прятать – отвисла бы челюсть: «Какая муха ротного укусила?» – не понимал он и собрался пойти, выполнять приказ.

– Вот что, – убрав написанное, сказал он Синебрюху, – отсюда ты – никуда! Даже если захочется в туалет, подожди – я тебя провожу.

«Кончилась воля!» – вздохнул Синебрюх.

«Ну да! – про себя усмехнулся ротный. – Только ты, капитан, – в туалет под моим контролем, а он – под твоим. Гуськом будем двигаться по нужде!»

– Здесь подождете? – спросил Потемкин.

– Да, подожду, – согласился ротный.

Потемкин вернулся без пистолета, спрятал в сейф кобуру.

– Ох, и накурено! – возмутился ротный, поднялся, широко раскрыл дверь и вернулся на место.

– Не закрывай, – сказал он, – Подождем, – и посмотрел на Потемкина. Тот косился на дверь, пряча явное неудовольствие, хмурился.

– Ты, знаешь ли, – кашлянув, сказал ротный, – я из этого фильма момент один помню. Не помнишь? К девушке главный герой приехал, наш – опер. К ночи поближе. По делу, конечно же, уголовному. Суть там была непростая, а он в эту девушку верил, хотел внести ясность. Против нее все было. Так вот, вечером, в ее доме – я помню… А жила она самостоятельно. Ага, вот – кофе она поставила. А потом предложила бутылку «Плиски». Ты помнишь, в Союзе коньяк был болгарский – «Плиска»? Горлышко длинное, а бутылка сама, – как капля. Так вот она ему говорит…

Ротный увлекся.

– …ага! Говорит, что спиртным, вообще-то не увлекается, и не предлагала бы, может быть, да эта бутылка стоит давно. Брак, со стола именинницы. То есть, ее не смогли открыть – неполадки с пробкой. Она ее убрала, а теперь, может быть, гость сумеет открыть? Порылась в столе и достала кухонный, такой, знаешь, крепенький, нож. Салфетку большую, чтобы бутылку в руке зажать, понадежней. В общем, весь инструмент. А он взял в руки, посмотрел, взял салфетку, на нож не глянул. Усмехнулся по-доброму – хлоп! И ребром ладони снес горлышко. Нормально открылась, разлили, распили.

Помолчав, подполковник спросил:

– А ты так, Потемкин, можешь?

– Распить?

– Нет, открыть.

– Не знаю.

– Но камень, ты голой рукой ломаешь.

– Нет. Кирпич разбиваю, а камень – нет.

– Что, большая разница?

– Не знаю, наверное.

Неохотно, отрывисто, говорил Потемкин. А ротный нес всякую чушь и считал минуты, когда же машина начальника УР доедет от УВД до «Тантала».

– А как ты считаешь? – спросил подполковник и оживился, как человек, который в бесцельном трепе, вдруг обнаружил мысль, – Вот фильмы такие, про милицию, уголовный розыск, преступников – они не вредят? Я имею в виду подробности их… Не учат дурному? Школа будущему преступнику – не бывает такое? Посмотри их внимательно – можно всему научиться. Как думаешь, а?

– Во-первых, – ответил Потемкин, – надо их разделять: о милиции, розыске, и о преступниках – не одно и тоже. А во-вторых, если вы посмотрели, подробно, как преступление можно придумать и сделать, то можете видеть и то, как его разгадать. А начнете искать в нем науку – поймете, что лучший способ избежать раскрытия – не совершать преступления!

«Вот это, – вздохнул Синебрюх, – надо было писать в каждом фильме, как на сигаретных пачках… И я бы задумался, вдруг. А теперь? Что теперь? Поздно!» Ротный почувствовал, что истощился и больше сказать ему нечего.

Открытая дверь не таила всякому, кто был рядом, кто проходил мимо, что в кабинете – трое: мирно сидят, беседуют, и ничего не делают. Но не таила она и того, что тех, кого ждет подполковник Птицын, в здании нет до сих пор.

Это склоняло к панике, потому что опять нужно было думать, чем же еще зацепить Потемкина.

– Ничего, – сказал подполковник, – сейчас позвонят, и поедешь. С человеком таким познакомишься, а? Режиссер! Хорошо это, честь для нас…

– Мне, – не дружелюбно сказал Потемкин, – не надо знакомиться. Я с ним знаком.