Потемкину стыдно за годы, бесцельно прожитые, а еще горше – за те, что столь же бездарно еще предстоит прожить. Он действия жаждал, и очень страдал, не зная, где же оно, когда начнется? Толчок нужен, как воля судьбы – только где его взять?

Не зная, где взять, Потемкин бродил по железной палубе, в холоде, тьме, одиночестве…

Луна, отцепившись от туч, засветила свой безразличный глаз, отразилась в воде и наполнила душу еще одной порцией холода.

«Ладно…» – передернул Потемкин плечами, и пошел к мужикам.

– А, Потемкин! Вот это верно! Согрей душу, а то нос уже синий!

– Давайте, – вздохнул Потемкин, – чуть-чуть… – и взял кружку.

– За жизнь, Потемкин! Бросай тоску, она до добра не доводит!

– Давай-ка, Мичурин, давай!

– А чего он Мичурин?

– Ну, раз с нами не пьет, а на палубе ходит, впотьмах, значит тоже – мечтатель!

– Мичурин – ученый; мечтатель – Уэллс.

– Да, пусть Вэлс, мечтатели так намечтают – всей деревней потом разгребать приходится.

– Ну, мы тут не вся деревня – так, скромный, родной коллектив…

– А ты разгребать собрался?

– Типун тебе на язык!

Посмеялся Потемкин с родным коллективом, согрелся и вышел.

– Теперь оживет! – одобрительно гукнул Завьялов. Широкой души человек, он любил наливать и смотреть, как выпивая меняются люди. Интересней всего наблюдать за теми, кто пьет не особенно много.

– Чтоб мы не спали… – шутливо сказал он Потемкину вслед.

– Чего это вдруг?

– Потемкин, ты видишь, ожил, захмелел, теперь станет песни петь…

– Не-е, он спокойный…

– В спокойном омуте, знаешь ли, черти…

– Ты, вот что: выпили – радуйся, а про чертей не надо!

Луна стала чище и ярче. А, Озорным, беззаботным настроем, бодрит. изнутри греет водка. Скольжение света, теней и тьмы по речному зеркалу, завораживает, напоминая, что взгляд Потемкина, все-таки – взгляд художника.

И тут он увидел в лунной дорожке по курсу, активную стреловидную тень. Зверь плывет, очень крупный – лось!

– Мужики! – покатился Потемкин в кубрик, -Лось по реке плывет!

В момент мужики поднялись на палубу.

– Да, – приглядевшись, признал бригадир Зойнуллин, – сохатый плывет!

– Ясно дело, сохатый, – поддакнул Пауткин, – Олени стадами плавают, а он в одиночку… Не зря наливали Потемкину – он и закуски надыбал!

– О, закуски на всех, безусловно, хватит! – сказал капитан, сняв со щита, дал Потемкину в руки кайло.

Заглушили мотор Лодку на воду.

Двое – на весла; двое – для подстраховки, в корму. В носовую часть бригадир, не колеблясь. – Ты более трезвый! – поставил Потемкина.

Зверя настигли – вот он, в полутора метрах. Сопит, глаза косит. Но не так, – успел различить Потемкин, – не со страхом, как загнанный лось – он свирепо смотрит! «Господи! – обомлел Потемкин, – Не тот зверь, на которого шли в атаку!»

Подмога в корме – далеко; гребцы – спиной. Никто, ничего не успел понять, а у Потемкина времени – только мгновение: морда уже в полуметре. Медвежья! Поздно – сама по себе, рука твердо накрыла цель. Успел пожалеть Потемкин, что не топор в руках – кайлом с длинным лезвием трудно прицелиться. А к цели гнали инерция и боязнь показаться трусом.

Лезвие грянуло зверю в лоб. Забурлила, хлынула в воду кровь. Зверя накрыло лодкой – она по инерции продолжала атаку.

Зверь взревел. Хряснул лапищей в борт у кормы – где подмога сидела. Лодка ракетой взметнулась вверх, завалилась на бок и перевернулась вверх дном. Покрытая черным небом река приняла в ледяные объятия всех…

– Твою мать! – закричали на катере, – Ванька, круги на воду!

Полетели спасательные круги на веревочных длинных фалах.

Мокрые, в телогрейках и сапогах, мужики были подтянуты к борту и подняты вверх.

– Пятеро. Все! – прохрипел капитан Адольф, – Вниз, пока живы, бегом! Слава богу, что живы!

Стучащие челюсти заполонили кубрик.

– Зверобои! Охотники хреновы! – оценил капитан, – Живы – да черта ли с вами будет?

Налив, чтобы сбить озноб, каждому, стал разбираться.

– Зверь – пояснил дядя Ваня Пауткин, – не тот оказался…

– Это как? Как не тот! А какой?

– А, медведь … – Пауткин вздохнул, поглядел в опустевшую кружку, – Мы было только к нему посунулись, а он – на тебе! Понужнул со всей дури! А дури в нем – центнеров пять, не меньше!