Шрифт:
Я задумчиво пожевала губу, думая, стоит ли рассказывать Калебу обо всех подробностях. Я хотела, чтобы он знал меня, а не жалел. Все то, что произошло, теперь уже казалось чужим прошлым, которого я не боялась и не сожалела о котором.
– Они привыкали к новому образу жизни. Хотя и до этого им приходилось оседать на одном месте - отец не мог избавиться от желания учиться, но новый рацион повлиял на всех. Ричард принял его куда охотнее, чем все остальные, сложнее всего было Прату. И все же, они все старались. Я в этот год плохо спала, прятала еду, боялась незнакомых людей. Но постепенно все забылось, я все-таки была слишком маленькой, чтобы многое принять всерьез. Постепенно, я пошла в школу, наверстав все упущенное дома с Терцо и Ричардом. К тому времени, он решил пойти учиться в Университет, и жил с нами постоянно в Чикаго, куда Терцо и Самюель решили переехать. Все мало-помалу вошло в русло, только последние полгода выпадают из счастливой картинки.
Я развернулась, чтобы посмотреть на Калеба, но его не было на месте. Оглядевшись вокруг, я поняла, что он стоял возле меня. Молчал, и его глаза были грустны. Я улыбнулась, чтобы рассеять его тревогу за меня, и положила руку на его щеку, а он с наслаждением закрыл глаза. Мы несколько минут стояли так. И я знала, что теперь он может видеть ту мою часть прошлого, о которой я и сама не любила вспоминать. Было просто довериться.
Я поняла, что теперь могу позволить не только ему видеть свои воспоминания, но и сама вспоминать. Вдруг перед моими глазами начали мелькать вспышки из прошлого, и я начала видеть такие подробности, каких раньше не помнила. Например, в чем были одеты Самюель и Терцо, или какими мне казались горячими руки Самюель. Что заказали мне поесть в гостинице, и как я заснула, почти в тарелке, и руки Терцо, ласковые и незнакомые, когда он укладывал меня в кровать. А также грозу на следующий день.
Калеб неожиданно удивленно отстранился.
– Рейн не твое настоящее имя?
– почти обижено сказал он.
– Рейн меня назвали Самюель и Терцо. Для них это было важно - изменить мое имя, так же как и изменили мою жизнь, - отозвалась я, открывая глаза. И тут же смолкла, почувствовав его руку на моей шее. Калеб обходил вокруг меня, и его рука следовала за его ходом. Он обнял меня, бережно обхватывая живот и, уткнувшись в ложбинку между шеей и плечом, нежно дотронулся губами. Его дыхание было свежим и легким, но мне не было холодно, хотя меня начинала бить мелкая дрожь от его прикосновений. Мне не верилось, что все это сейчас происходит по-настоящему. Он и я - вместе.
– Какое твое первое имя?
– тихо прошептал Калеб мне на ухо, и я содрогнулась от волны тепла, что разлилось во всем теле. Он делал меня податливой, как пластилин, просто одним прикосновением своих волшебных губ. Так же, как и его руки, становящиеся все теплее от моей близости - все вместе это сводило меня с ума.
– Ты будешь смеяться, - я обернулась и преданно прижалась к нему.
– Неужели все так ужасно, - с сомнением протянул он, смотря сверху вниз.
– Марли, - раздраженно выдавила из себя я.
Калеб несколько раз не понимающе моргнул.
– Марли, как Боб Марли?
– Да, Фиона, если верить ее дневникам, в то время встречалась с каким-то любителем регги, по крайней мере, не с металлистом, а то я могла бы называться Дес (Death). Ее родители называли меня Марлен, так оно и было в документах, - я осторожно посмотрела на него, ожидая взрыва смеха, но Калеб смотрел серьезно, ну, может, совсем чуть-чуть иронично. Казалось, он не мог стать мне ближе, чем был, но на миг, мне показалось, что я смотрю на себя его глазами, и в этом было столько любви. Но это чувство длилось только мгновение.
– Марлен - красивое имя, но оно тебе не идет, - спустя некоторое время изрек он.
– Рейн подходит тебе намного больше.
– Но родители оставили имя Марлен, как мое второе, - вздохнула я, испытывая все большее желание поцеловать его. И все искала в себе силы сделать это. Мне еще тяжело было так, в открытую, демонстрировать ему свои чувства.
Наши глаза встретились, и по тем огонькам в его глазах, что часто вспыхивали, когда он сердился или радовался, я поняла, что и он думает о том же.
– Так не должно быть, - тяжело покачал головой Калеб, словно укоряя себя.
– Ты заставляешь чувствовать меня такую страсть, которую я не могу вылить на тебя. Знала бы ты, как я боюсь обнимать тебя, и все же не могу отказаться от этого. Я думал, что утро никогда не настанет и ночь не закончится, а я больше не увижу тебя. Как только рассвело, я приехал к тебе домой, и мучился, думая, когда же ты проснешься.
– Предупредил бы вчера, я бы будильник поставила, - лукаво улыбнулась я, - к тому же, страсть мучает не только тебя.
Говоря это, я медленно притягивала Калеба к себе, и видела, как он сопротивляется сам себе. Он секунду колебался, но сдался, видя мои беспомощные потуги. Наш поцелуй был каким-то безнадежным, будто мы боялись больше не увидеть друг друга.
Я чуть не сболтнула, как сильно его люблю, когда он бережно прошелся губами по моему подбородку, а потом взял лицо в свои руки.
– Не могу представить, что когда-то тебя целовал кто-то, кроме меня. Для меня каждый твой поцелуй, подаренный другим, как потеря чего-то дорогого.