– Их было не так уж и много, этих других, - проворчала я, думая о том, как же это тяжело, когда ты любишь кого-то так отчаянно и до боли. И для меня тоже было болезненно осознавать, что раньше Калеб любил кого-то до меня.
– Три официальных и несколько потенциальных.

Калеб поморщился, вычисляя, со сколькими я должна была встречаться до него. Мне показалось, что ему стало от этого неприятно. Словно я ему изменяла. Эта мысль заставила меня улыбнуться.

– Теперь это не важно, - тихо сказала я и постаралась разгладить пальцем морщинку между его бровей.
– Я твоя навсегда и не важно, будешь ли ты этого хотеть через год, или через двадцать лет, я и тогда буду твоей.

– Ты всегда была и будешь моей, - он улыбнулся мне в ответ, так легко и просто сказав такие важные слова.

Мне казалось, что мое сердце не может выдержать такого наплыва чувств, но к тому времени пустой желудок напомнил о себе. Я сначала смутилась, но Калеб не обратил на это такого внимания, как другие парни.

– Ты сегодня не завтракала и они тоже, - Калеб любовно провел по моему животу, и мне понравилось его движение и прикосновение. Малыши затрепетали под его теплыми ладонями. Глаза Калеба удивленно распахнулись.

Я рассмеялась.

– Они тебя так приветствуют.

Он был очень удивлен, но я видела, что и рад этому явлению.

– Какое забытое чувство, - выдохнул он, а я спросила:

– На каком она была месяце?

– Почти срок рожать, - слишком равнодушно отозвался Калеб, хотя я боялась, что этот вопрос может разозлить его, но Калеб был спокоен, словно рассказывал о ком-то другом, а не о себе.
– Я уже и забыл, о чем мечтал тогда, - он замолк, затих вовсе, не двигаясь и не дыша.
– Знаю точно, что мы ждали этого ребенка, хотели, чтобы он связал нас теснее с Лисой. Но иногда мысли о том, что меня убьют на войне, а они останутся одни, подтачивали всю радость.

Я болезненно восприняла эти слова. Ведь если бы тогда ничего не случилось, мы бы никогда не встретились. Не знаю, как бы он воспринял эти мои мысли, узнав о них.

Калеб осторожно взял меня на руки, и спустя некоторое время мы уже стояли на кухне в моем доме. Завтрак ждал меня на столе, по всей видимости, родители уехали не так давно, и Калеб слышал когда, но ничего не сказал. Наверное, не хотел прерывать мой рассказ, догадалась я.

Я не спеша накрыла для себя на стол. И пока я ела, Калеб, как и мои родители, с интересом наблюдал за мной. Я немного смутилась под этим его взглядом. Жевать становилось все труднее.

– Я бы хотел тебя о чем-то попросить, - серьезно сказал он мне, когда я складывала грязную посуду в посудомоечную машину.

– Хорошо, - согласилась сразу же я, потому как тоже хотела его о чем-то попросить.
– Я тебя тоже.

– Я согласен, - он улыбнулся мне, и я была согласна в этот миг на все. Ну, почти.

– Мы не говорили с тобой о твоих планах на будущее, и я бы хотел, чтобы прошло три месяца, прежде чем мы поговорим о них.

Я удивленно застыла. Его слова стали для меня полной неожиданностью.

– Почему?

– Для меня время уже давно потеряло свою суть. Мое одиночество длится слишком долго, и только встреча с тобой, кажется, замедлила его бег. Но ты другое дело, ты - человек. Время и чувства для вас изменяются пропорционально, и исчезают в никуда. И я хочу, чтобы после рождения детей, и всего, что будет связано со временем после него, ты была уверена в себе... во мне... в нас. А уже потом, в связи с этим, изменяла свою жизнь.

– То есть, решилась отказаться от своей смертности?
– уточнила я. Меня раздражало, что ни Калеб, ни родители, не называли все своими словами.

Калеб поморщился.

– Да.

– Но ты ведь и так хотел найти себе пару. Вряд ли ты бы спрашивал ее согласия.

– Ты - это совершенно другое!
– разозлился он.
– Если бы ты захотела быть со мной, но при этом остаться человеком, я бы согласился. Не знаю, чтобы я делал, если бы тебя потом не стало, но все равно согласился бы. Я, конечно же, хотел бы большего...

– Только право выбора было бы за мной, - закончила за него я. Калеб кивнул, не смотря на меня.

– Мне не нужны эти три месяца, - мягко сказала я, подходя к нему. Он же притянул меня ближе, продолжая молчать, считая, что знает лучше, что действительно нужно мне.

– Ты же знаешь, - продолжила я, - я и так собиралась после 18 лет измениться. Только для этого у меня появился более благородный стимул - ты. Мои чувства к тебе, это не ветер, что прилетает на миг, и уносится прочь. Это что-то совершенно незнакомое - невидимое как воздух, но в тоже время, прочное, как металл. Оно может стать только сильнее, но не исчезнуть.