Шрифт:
– Только не ройся в моем белье!
– но что поделать - таков мой характер.
Его же такое поведение очень веселило. А я чуть не грызла себе ногти, думая, чем бы его достать. Чтобы такое сказать, чтобы он перестал веселиться.
Особенно меня злили его замечания по поводу не разложенных вещей и коробок. Я и сама видела, что комната выглядит полупустой и дикой, совершенно не обжитой. Ну, уж простите, у меня был не тот настрой, по приезду в эту глушь.
Нередко он брал какую-нибудь книгу из тех немногих, что выжили перед переездом, и устраивался читать. Мне это не нравилось, потому что там были отмечены места, которые я любила. Ожидания того, что он будет насмехаться над этим, просто убивали меня. Да только вот он совершенно не смеялся. Калеб все чаще задерживал свои серебристо-серые глаза на мне, заставляя забывать о дыхании, да и вообще обо всем. Смотря на него, я никогда не могла понять, что он думает в данный момент.
Что же ему от меня надо?
– путалась я в своих мыслях.
– Неужели он оставил очередную пассию и ему нечем заняться? Или же все-таки права была Бет: его притягивает ко мне, потому что я недоступна.
Вот и сегодня, проводив воодушевленную Бет, я уселась в кресло у окна, куда в последнее время садился Калеб, и решила составить список того, что нужно будет купить в Лутоне. Помня прежнюю поездку, я знала, что смогу найти все, что может мне понадобиться.
Комната наполнилась звуками моих любимых песен, а я раздраженно прислушивалась, не слышно ли на подъездной дороге звука машины.
Легкий стук в дверь, который я едва смогла расслышать, и в комнату проскользнул отец, и, как и Бет, совершенно бесцеремонно завалился на кровать.
– Самюель сказала, ты хочешь в пятницу поехать в город за покупками. А на выходные, на площадку для кемпинга "У Терри"?
– как бы между прочим, заговорил он.
Я посмотрела в его глаза, которые так любила, и чуть не заплакала: там было так много беспокойства. Как же много страданий я принесла им за последнее время. Истерики, крики, равнодушие, молчание, грубость, угрозы аборта. И это еще маленькая часть того, что я натворила. Наверное, нормальные родители такого бы не пережили. Но не мои. Они всегда готовы ко всему, в том числе и поддержать меня и защищать.
– Я себя прекрасно чувствую, а в пятницу буду как огурчик, - заверила я его, с трудом сглотнув ком слез в горле. Как хорошо, когда тебя настолько сильно любят и доверяют.
– Ну, хорошо, - качнул головой он, испытующе смотря на меня. Я видела, Терцо готов сдаться.
– Все же лучше, чтобы за руль села Бет.
– Пап, это у меня права липовые, а у Бет их нет вообще. Ей в начале декабря исполняется шестнадцать, а мне только через пять дней после нее, - напомнила я ему о своем шестнадцатилетии. Как жаль, мне точно не позволят пить на день рождении глинтвейн, мой любимый напиток - к тому времени я буду на девятом месяце.
– Да уж, точно, - проворчал он, видимо вспоминая, как сам заказывал поддельные права. Просто иногда было важно, чтобы я сама могла сесть за руль.
Я улыбнулась, смотря на его порванную футболку, совершено не вяжущуюся с его прекрасным, аристократичным лицом. Сейчас ему должно было бы стукнуть лет эдак сто пятьдесят, но на вид не дашь больше тридцати. Хотя, когда его обратили, ему было столько же, сколько и Грему - немногим больше сорока. Итальянский дворянин, он так сильно отличался поведением от Грема, что казалось, сошел с киноленты. Как же я была горда, когда мне говорили о красоте моих родителей. И как же, наверное, удивлялись люди, что у такой пары родилась такая, как я.
– Я надеюсь, ты помнишь обо всех правилах на левосторонней дороге, и о том, как себя нужно вести в незнакомом городе?
– он снова заговорил, как профессор.
– Пап, я буду не одна, нечего переживать, - успокоила я его.
– Мне было бы спокойней, если бы с вами поехал Калеб.
Теперь пришло время нахмуриться мне.
– Это женское дело - ходить за покупками, и я сомневаюсь, что он захочет.
Отец посмотрел на меня внимательным взглядом, совершенно как Самюель, и заставил почувствовать себя неловко.
– Ты же не спрашивала. А может он захочет?
– Тогда скажу по-другому: я не хочу, чтобы Калеб Гровер ехал с нами.
Терцо тяжело вздохнул.
– Когда-то дамы были сговорчивее.
– Это было в позапрошлом веке!
– подразнила я его.
Еще один тяжелый вздох, из которого я в очередной раз поняла, что он переживает. Его глаза неодобрительно потемнели.
Отец ушел, плотно закрыв за собою дверь, видимо подумав, что я хочу побыть наедине. Я же в душе оценивала себя, вспоминая обо всех тех красавицах, что окружали и окружают Калеба.
Если так подумать, роста я была нормального - 165 сантиметров. С красивой кожей, которая легко загорала, а зимой не выглядела сухой и вялой. В наборе моих обязательных достоинств были и темно-синие глаза, и для кого-то, например для Бет, с интересным цветом волос, хотя да, синие волосы, здесь были редкостью. Ну а что еще? Фигура как у всех. Я любила спорт, особенно лыжи, волейбол, плавание, но занималась ими не настолько серьезно, чтобы рассчитывать на пресс, как у Лин. Зато вроде бы выглядела пропорционально. Теперь только вот грудь смотрелась чересчур броско. Но что сделать - издержки беременности. Я оглядела себя в зеркало и поморщилась - с боку я выглядела как верблюд: за горбом поменьше следовал огромный горбище живота.