Вожди и народъ стояли прежде психически ближе другъ къ другу, чмъ нын. И это справедливо не только въ примненіи къ вождямъ, но и къ цлымъ классамъ современности. Не говоря о первобытной общин, феодалъ средневковья былъ ближе по кругозору, настроеніямъ и вкусамъ къ крпостному, чмъ современный банкиръ къ рабочему, мелкому конторщику, или своему лакею.

И современное общество, не взирая на вс его соціально-политическія, экономическія, техническія завоеванія, является боле тяжкой формой гнета для отдльной личности, чмъ какое-либо изъ ране существовавшихъ обществъ.

Оно — торжество «золотой средины». Деспотически подчиняетъ оно своимъ велніямъ даже выдающуюся индивидуальность.

2) Помимо того, что подобное систематическое давленіе общественности на личность выражается въ неизбжномъ пониженіи интеллектуальнаго уровня членовъ общественнаго союза, ибо высочайшіе духовные запросы индивидуальности могутъ остаться безъ удовлетворенія, разъ они идутъ вразрзъ съ боле властными запросами середины, необходимо еще имть въ виду, что самыя, общественныя цли — примитивне, проще цлей индивидуальныхъ.

Личность — безконечно боле сложна въ ея оригинальныхъ устремленіяхъ, чмъ общество, неизбжно ставящее себ ближайшія, боле грубыя, боле доступныя цли. Общественныя цли могутъ легко стать цлями даже и выдающейся личности. Но сколькимъ цлямъ послдней не суждено долго, а, можетъ быть, и никогда стать цлями общественными.

Эта «примитивность» общественныхъ цлей объясняетъ намъ также, почему коллективныя нормы, резолюціи, установленія поражаютъ насъ относительной бдностью содержанія, почему, напримръ, парламенты, соединявшіе не разъ въ историческіе моменты то, что могло-бы съ полнымъ правомъ быть названо цвтомъ націи въ интеллектуальномъ смысл, давали такіе жалкіе, такіе скудные плоды. Въ подобной работ, ставящей себ широко-общественныя цли, заране принимается во вниманіе необходимость стереть въ общемъ ршеніи все оригинальное, все личное, чтобы оно было доступно общему, неизбжно, низшему уровню пониманія. И сколько-бы ни собрать большихъ людей, если имъ будетъ поставлена задача выработать нкоторое общее ршеніе, оно будетъ всегда безцвтнымъ, вялымъ, даже умственно убогимъ.

3) Несвобода личности идетъ еще дале.

Въ общественности въ любой моментъ встаютъ проблемы, вызываемыя техническими запросами общежитія, ни мало не интересующія личность, какъ таковую. Въ обществ живутъ рядомъ — сословныя и классовыя противорчія, интеллектуально-моральные антагонизмы между различными культурными слоями, культурно-религіозныя суеврія и культурно-религіозный нигилизмъ. Все это, сталкиваясь, порождаетъ могущественный хаосъ, въ который вовлекается личность, вопреки ея вол, независимо отъ оригинальныхъ и органичныхъ ей стремленій. И она или гибнетъ въ немъ подъ гнетомъ чуждыхъ ей проблемъ или совершаетъ огромную, ей ненужную работу. Сколько неожиданныхъ трагедій встаетъ для личности на этомъ пути трагедій, — порожденныхъ часто лишь случайнымъ вншнимъ сожительствомъ съ другими...

Счастье той личности, проблемы которой совпадутъ съ проблемами общежитія. Такъ бываетъ часто съ «талантомъ», превосходящимъ, по врному замчанію Шопенгауэра, способности, но не понятія толпы. Онъ уметъ угадать, сдлать своимъ то, что незримо ставится на очередь и предложить самостоятельное ршеніе прежде, чмъ косная обывательская мысль сознаетъ необходимость самаго ршенія. Талантъ получитъ награду. Но геній, стоящій надъ понятіями среды и надъ уровнемъ ея лавръ, остается часто непонятымъ и отторгнутымъ.

4) Еще боле мучительной для личности является обязанность для нея руководиться нормами общественной нравственности.

Жизнь и творчество сознающей себя личности опредляется нравственнымъ закономъ — не тми требованіями морали, о которыхъ говорятъ классы, политическія партіи и государство, a велніями того внутренняго божества, безъ котораго нтъ человческой природы, и которое возвышаетъ ее надъ всмъ остальнымъ органическимъ и неорганическимъ міромъ.

Эти велнія, этотъ единственный нравственный законъ заключается въ установленіи полной гармоніи между властными императивами своего «я» и вншними поступками, вншнимъ поведеніемъ личности.

Всякія попытки модифицировать дятельность, жертвуя внутренними императивами, приводятъ къ нарушенію гармоніи, уничтожаютъ единство и цльность личныхъ устремленій, колеблятъ равновсіе въ нравственной природ человка и потому являются безнравственными.

Можно говорить о ихъ цлесообразности, важности и даже необходимости, но вс эти соображенія имютъ внутреннимъ источникомъ не нравственные интересы отдльнаго и самостоятельнаго «я», а побужденія среды — партіи, класса, толпы и т. д.

Коллективная психика, конечно, можетъ подчинить и обусловить психику индивидуальную: она можетъ заставить ее пережить во имя общественной цлесообразности или даже нравственности такія чувства и настроенія, которыя въ данный моментъ совпадаютъ съ настроеніями и чувствами автономной личности. Но коллективная психика есть нчто лежащее вн личности; она указуетъ ей свои цли и свои средства. Подчиняя себ психику индивидуальную, она требуетъ у личности отреченія отъ своего полнаго чистаго «я»; она нe считается съ душевными драмами личности, она довольствуется ея вншнимъ согласіемъ, и разъ послднее дано, коллективная психика съ полнымъ удовлетвореніемъ впитываетъ въ себя индивидуальную, какъ равноправнаго члена.

Надъ нравственностью «я», нравственностью личности выростаетъ новая нравственность, подчиняющаяся инымъ законамъ, чмъ тотъ, о которомъ мы говорили выше. Эта новая нравственность, стоящая надъ личностью, въ значительной мр и вн ея, легко и свободно мирится съ компромиссами и уступками, на которыя должна итти каждая отдльная личность въ угоду ей. Она не видитъ и не желаетъ знать трагедіи отдльнаго человческаго существованія, она не желаетъ знать индивидуальной правды, она знаетъ только — коллективную правду.