Они встретились в следующую субботу и пошли в кино. Потом посидели в кафе, выбрались за город, бродили по лесу и вернулись в Москву поздно. Они дружили по-юношески светло и чисто. И уехали в Среднюю Азию, на границу, к месту службы Павла. А затем война, рождение Андрейки...

...— Поклонись своей любви, Ксения, — сказала себе Стриженая. Ей показалось, что она произнесла слова вслух. Взглянула ha Колесова. Сержант, поджав губы, крутил барабанчики окуляров на бинокле. Она посмотрела на западную часть тигаят-

31

ского лесного массива. Там, над зубчатой кромкой, в розово светящемся небе застыл неправдоподобный красный шар солнца. «Оно похоже на этот сумасшедший тревожный день», — подумала Ксения.

Полковник Поважный любезно предложил провожатого. И молоденький сержант Константин Колесов, узнав, кого будет сопровождать на заставу, был сама предупредительность и внимание. И все же Ксении стоило большого труда уговорить сержанта подняться на башню разрушенного замка. Он уступил только после того, как Стриженая рассказала ему о ночном бое и гибели мужа. И все-таки, прежде чем подняться на башню, Колесов подключился к розетке, связался со штабом отряда и внезапно получил приказ остаться на башне и вести наблюдение до подхода «тревожной» группы.

Ксения ощутила в кармане плаща холод нагана. В нем семь патронов с войны. Полный барабан. Мужнин наган. Единственная вещь, которую Ксения оставила на память. Может быть, потому, что он именной. Тонкая серебряная пластинка на рукоятке. И на ней малопонятная гравировка: «От Гангута до Кор-суни — 1945 год».

Сам Стриженой никогда не объяснял смысла надписи на пластинке, однажды только сказал: «Не знаю оружия надежнее, чем наган».

И вот пришла пора распрощаться с дорогой сердцу вещью. Ксения твердо решила подарить наган заставскому музею, где все дышало подвигом мужа и его бойцов.

Мы здесь не зря, Костя, — запоздало ответила Стриже

ная, — даже у тренированного человека есть предел физических

возможностей. К тому же, как тебе' сказали, нарушитель ранен.

Он может прийти сюда зализать свою рану и отдохнуть.

Да ведь развалипы-то эти с башней у всех на виду, —

возразил Колесов.

Ему нужно где-то укрыться... Он ушел по воде и сбил

след. И он знает, где его ищут. К границе он не подойдет —

умен. Вам известно, что такое схрон?

Не видел пока. А слышал много, — ответил Колесов.

Тайники и схроны строили немцы. Вы, конечно, знаете, что

такое ОУН. Для этих бандитов и делались подземные кварти

ры. Сколько их еще на нашей земле осталось... В сорок шестом

году у бандитов были далее свои бронетранспортеры и тяжелые

минометы. Оуновцы — фанатики, хотя и среди них было немало

обманутых бандеровской пропагандой простых крестьян.

Нам рассказывали, — серьезно сказал Колесов и вдруг

спросил: — А кто такой Гонда? Жухов сказал — нарушитель

Гонда, и все...

Ксения Алексеевна прищурилась и взяла из рук сержанта бинокль. Долго рассматривала окрестности.

— Я не знаю, кто он сейчас... В ОУНе носил чин надрайон-

ного «проводника»... Жестокий и страшный человек. Недаром

его прозвали Палач. Говорят, только один вид горящего села

доставлял ему огромную радость. Пыткам и зверствам Гонды

нет числа...

Шар солнца скатился за лес, оставив призрачный слабый след. Зубчатая кромка бора уходила в сумрак, буквально на глазах

32

исчезала, сливаясь с еще теплившимся мягким светом горизонтом.

. — Все, — сказала Стриженая, возвращая бинокль, — через полчаса сюда явится Андрей с «тревожной». Теперь можно и на заставу. Иногда, Костя, человеку просто необходимо почувствовать, что он делает важное и опасное дело... Звездный час не случился, значит, не о чем и жалеть. Осмотри еще раз подходы, а я вниз: Подожду тебя под аркой.

Она спустилась по каменным стертым ступеням в узкий, стиснутый кирпичными стенами двор. Двор был глухой, и только в дальнем углу зиял пролом. И в нем стоял человек. В сумерках он казался вырезанной из фанеры черной мишенью. Стриженая вздрогнула. Инстинкт бросил ее на холодные плиты. И, тотчас глухо хлопнуло. И пуля, трижды срикошетив от стен, бесформенным комочком свинца подкатилась к самому лицу Ксении.

«Костя!.. Он же будет спускаться. Ему не сделать и двух шагов по лестнице. И он ничего не слышит там... наверху...» — молнией пронеслось в мозгу.