Это на Одере, знаешь?

Как не знать! Там ведь и наши воевали.

Да, ваши повоевали! — Бригадир так ударил по кремню,

что целая туча искр брызнула из-под кресала.

Шуты затеяли потешную драку. Яростно вцепившись друг в друга, лаяли, мяукали. Неистово лупили по столам пузырями с горохом, опрокидывали пустые лавки. Английские шкиперы, дивясь необыкновенному развлечению, топотом и свистом подзадоривали шутов.

Бакаев, бледный от злости, наклонился к Змаевичу, леденисто зацедил:

— Кабак, кажись, русский, а от иноземного комарья ш;

продохнуть! На черта ты еще этого Лаэрта звал? Уж больно

он что-то крутит — по всему видать.

Змаевич заискрился белозубой улыбкой.

Да брось ты спьяну нести околесицу! Датчанин в пашем

флоте служил. Заслуги от государя имеет, ко двору бли

зок. — И зашептал, понуро горбя плечи: — Слыхал, вчера

Адмиралтейская коллегия по всем рапортам о повышении в

чинах резолюции учинила. Не иначе, как скоро в поход...

Скорей бы, — вздохнул Бакаев, вытаскивая трубку. —

А я-то думал — пошто моих гренадеров во флот переписали?

Он отпил пива, неожиданно поднялся и легонько потащил подслушивавшего датчанина к себе за рукав.

— Шел бы отсель, герр майстер... А то, ей-богу, перешибу!

У датчанина запрыгали губы. Не понявший в чем дело

Змаевич вскочил, удивленно задрожал бровью.

— Стой, Яков, ты уже хватил лишнего! Даже союзников

перестал признавать. Иди-ка, я тебе суну под нос кое-что. —

Он подвел упиравшегося приятеля к стене, где красовался* 4

грозный петровский указ. — Видишь? Сие — табель поведе

ния! Ноне и не за то легко угодить в четыре царские степы.

Крут государь!

Бакаев, пряча в карман трубку, глянул со злобой и отвращением. Шевельнул было могучим плечом, но Змаевич уже выталкивал его из кабака.

3

Пустив рысью снежно-белого коня, принцесса Ульрика-Эле-онора выехала на прогулку в окрестности Стокгольма. Обычно ее сопровождала пышно разодетая свита. Но в этот раз спутником был лишь английский посол при русском дворе Рой Дженкинс.

41

Все утро принцессу не покидало чувство смутной тревоги. Высокомерное выражение ее лица стало каменным, когда доложили о приходе Роя Дженкинса, — таким оно было и сейчас. С тоской думалось о брате, Карле XII, который после срама под Полтавой находился где-то далеко-далеко — за этим пятнисто-пегим балтийским небом, за бесконечными русскими далями, за Черным морем — в Турции... Сладко замирало сердце — туда уносились мысли пылкой и гордой Уль-рики.

Ульрика-Элеонора резко осадила коня, чуть не подняв его на дыбы. Неторопливо обернулась к своему спутнику.

— Ваше высочество! Я вам должен сообщить очень важную

весть, — сказал он.

Ульрнка-Элеонора шумно вздохнула и натянула поводья.

— Я должеп сообщить, — повторил посол, — появились

довольно неприятные вести... Барон Герц поехал в Петербург

заключать мир между Голштинией и Россией... через супру

жество сестры Петра с герцогом Карлом-Фридрихом...

Делая вид, что ничего не ведает, принцесса остановила белоснежного коня.

— Похоже, Голштиния да и Россия метят наследовать швед

скую корону?

— Да, ваше высочество, — глаза дипломата сверкнули ясным блеском молодости, — именно для этих целей Петр и построил флот.

Вот как! — Принцесса окаменела.

Если Герц уладит с Петром спорные вопросы, — внеш

не невозмутимо брюзжал посол, — то Голштиния уступит

России почти все земли, завоеванные вашим братом...

Но ведь это измена! — вырвалось у принцессы.

Главное не это, ваше высочество. Русские морские офи

церы в кабаках уже говорят про поход на Стокгольм.

Рой Дженкинс вкрадчиво продолжил, намеренно отвлекая Ульрику-Элеонору от тревожных мыслей.

— Ваше высочество, вы простите меня, что в такую мину

ту... однако я не могу не сказать... Вы сейчас ослепительны.

Гнев и весенний мороз так красят ваше лицо... За то, что я