Пять поэм
вернуться

Низами Гянджеви
Шрифт:

Извинения за жалобы

С тех пор что я самим собою стал, От рук моих и червь не пострадал. Не трогал я ничьих чужих жемчужин И был с любой чужой заботой дружен. По доброте не ведал бранных слов Ни для собак, ни для тупых ослов. Не гневаясь и ближних не ругая, Все сказанное выше — отвергаю! Но я недаром часто примечал, Что мало чести тем, кто промолчал. Моим друзьям известно, кто я родом, Откуда мой товар, куда он продан. А тем, что нам завидуют сейчас, Отпор найдется и помимо нас. Молчи, душа, иди своей дорогой, Обидчиков не помни и не трогай. Спокойна будь, не трать пустых речей, Не прячь лучей от бедности ничьей. Будь как цветок на горном перевале,— Целуй те пальцы, что тебя сорвали!

Начало повести

Рассказчик начинет речь, — и тут Пусть жемчуг, им нанизанный, сочтут. В краю арабов жил да был один Славнейший между шейхов властелин. Шейх амиритов жизнь провел свою В цветущем этом солнечном краю. Взметенный им песков сыпучих прах Душистей был, чем чаша на пирах. Исполнен добродетелей и сил, Под солнцем гордо он чело носил, Был самовластен, как султан иной, Как сам Карун с несчитанной казной. Приветлив с бедняками, справедлив И славен меж арабов, как халиф. Но лишь одна ждала его беда! Он — раковина полая, куда Не вложена жемчужина. Он — ствол, Что ни одним побегом не зацвел… Да, как ни жаждал сына он, грустя, Как ни вымаливал себе дитя, Каких дирхемов нищим ни давал, Каких красивых жен ни целовал,— Как он ни сеял — не всходил росток: Все сына нет, все пуст его чертог! Отцу и невдомек, что не слаба, Но мешкает в решениях судьба. Пусть поиски напрасны! Не ропщи, Причину лучше тайную ищи. Так связано все на земле узлом, Что счастье вечно следует за злом. И вот Аллах вознаградил отца За должное смиренье до конца. И родился младенец дорогой — Такой любимый, слабенький такой. Родные совершить обряд пришли И мальчугана Кейсом нарекли. И год прошел — ребенок рос и рос, Стройней тюльпана, прихотливей роз, Весь упоен предчувствием любви, Чья сущность разлита в его крови, Как будто от него исходит свет, И весь он — мирозданию привет. Семь лет прошло, — растет он все быстрей,— Тюльпан в венке фиалковых кудрей. А через десять лет по свету шла Из уст в уста его красе хвала. И счастлив был и ликовал отец, Когда пошел он в школу наконец. Был выбран и наставник, старший друг, Знаток — преподаватель всех наук. И рядом с Кейсом в тот же день и час Шумит ватага сверстников, учась. И каждый мальчик, ревностен и строг, Готов учить и повторить урок. А рядом с мальчиками у доски Есть девочки. Друг другу не близки, Они сошлись из разных стран и мест, От всех племен, что ведомы окрест. И Кейс меж них ученьем поглощен, Но и другим предметом увлечен! С ним рядом есть жемчужина одна, Как бы с другого поднятая дна, Еще не просверленная, в красе Нежнейшей, — украшенье медресе. Разубрана, как куколка, стройна, Как кипарис, прелестна, как луна. Шалунья! Взмах один ее ресниц Пронзает сердце, повергает ниц. Газель, чей смертоносен тихий взор, Чья кротость в мире вызовет раздор. И если кудри — ночь, то светлый лик Как бы в когтях у ворона возник. А крохотный медоточивый рот — Предвестие всех будущих щедрот. Но сладостное диво с нежным ртом Рассеет войско мощное потом, Войдет, как трижды чтимый амулет, В мечты влюбленных через много лет. Когда войдет ее звезда в зенит, Она стихом касыды прозвенит, И капля пота на ее челе Священной будет зваться на земле. Румянец, родинки, сурьма очей — Все станет завтра звездами ночей. От черных кос, что стан ей обвили, Зовут ее, как ночь саму, — Лейли. [258] Ее увидел Кейс и стал иным, И сердце отдал за нее в калым. Но и она, но и она полна Предчувствием, — как будто от вина, Которого пригубить ей нельзя, Все закружилось, медленно скользя. Пришла любовь. И первый же глоток Из этой чаши — пламенный поток. Но как им трудно в первый раз пьянеть, Как странно им, как дивно пламенеть, Как сладко им друг с другом рядом жить, И с каждым часом все нежней дружить, И ежечасно сердце отдавать, И никогда его не открывать!.. Товарищи учением полны, А эти два влечением пьяны. Те говорят словами, как и встарь, У этих — свой учебник, свой словарь. Те много книг прочтут, чтоб не забыть, А эти миг цветут — лишь бы любить. Те сочетают буквы для письма, А эти лишь мечтают без ума. Те знатоки в глаголах, в именах, А эти онемели в смутных снах.

258

Зовут ее, как ночь саму, — Лейли. — Имя Лейлисозвучно со словом арабского языка, которое значит «ночь». Этимология же имени неясна. Возможно, это древнесемитское имя «Лилит», встречающееся в Библии.

О том, как Лейли и Меджнун полюбили друг друга

И каждый день, едва взойдет заря И солнце, как Юсуфов лик горя, Окаймлено пыланьем светло-синим, Полнеба красит цветом апельсинным,— Лейли подставит золоту чело, Чтобы зарделось нежно и светло. И многие всем сердцем засмотрелись На девственную утреннюю прелесть И, отозвавшись на младой огонь, Ножом себе царапали ладонь. [259] И Кейс бродил, влюбленный и безмолвный, Как зрелый плод, румяным соком полный. Дни шли и шли. И день настал, когда Пришла взаимных вздохов череда. Жилища их любовь опустошила, С мечом в руке над ними суд вершила. И между тем как немы их уста, Уже роились слухи неспроста, И сорвана завеса с детской тайны, И весь базар взволнован чрезвычайно. И как они ни сдержанны, — не смолк Всеобщий пересуд и кривотолк. Ведь и в засохших зернышках нетленный Благоухает мускус для вселенной. Как будто ветер, вея поутру, Приподымал за уголок чадру С чела любви. Они терпели честно: Ведь тайна лишь двоим была известна. Но что терпеть, что пользы им молчать, Когда с запрета сорвана печать? Любой их взгляд красноречивей слова. Найдется ль средство от мученья злого? Путь пламени любовь нашла сама — И вырвалась. И Кейс сошел с ума. Да, он, глядевший на Лейли украдкой, Снедаем был безумной лихорадкой И рядом с ней, и близко от нее — Лишь растравлял отчаянье свое. Ведь сердце — путник над скалистой бездной,— Когда сорвешься — помощь бесполезна. А тот, кто этой доли не знавал, Его Меджнуном странным называл. [260] Да, был он одержим. Не оттого ли Он кличку подтверждал помимо воли? За то, что люди брешут, будто псы, Он был лишен возлюбленной красы. За толки их, насмешками плененных, Похищен был у лани олененок. Лила Лейли бесценный жемчуг слез, И Кейсу плакать горестно пришлось. И он бродил по рынку и вдоль улиц, И все, кто с ним, рыдающим, столкнулись, Что на него дивились и глазели, Что слышали напев его газели,— Все ринулись за ним оравой шумной, Кричали вслед: «Меджнун, Меджнун, безумный!» А он и впрямь с рассвета до звезды Не признавал ни сбруи, ни узды. Он будто гнал осла над черной кручен. Но из-под ног ушел песок горючий, Посыпался непрочный тот карниз, И сорвался осел с поклажей вниз. Он, как свечи слабеющий огарок, Ненужный днем, и ночью был не ярок. И что ни утро он спешил босой, Чтоб повстречаться с милою красой. Простоволосый, он бежал в пустыню, Чтоб увидать любимую святыню. Он шел, чтобы к шатру ее прильнуть. И долог был его обратный путь. Быстрее ветра он спешил туда,— Назад он плелся будто сквозь года. К ней он летел на сотне крыл летучих, Назад — дорога в терниях колючих. К ней — водопада пенистый полет, Назад — ползущий по ущельям лед. Он не боялся волдырей и ссадин, Летел, как будто несся вихорь сзади. Как на коне летел, не чуя ног, А шел назад — разбит и одинок. И будь судьба к нему благоприятна, Он не пришел бы никогда обратно!

259

Ножом себе царапали ладонь. — Выше восходящее солнце сравнено с ликом Юсуфа — Иосифа Прекрасного. В этом же стихе содержится намек на такой эпизод легенды о Юсуфе, содержащийся в Коране. Женщины осуждали Зулейху за ее преступную любовь к Юсуфу. Она собрала их и дала каждой по апельсину и ножу, чтобы его очистить. Неожиданно вошел Юсуф. Увидев его красоту, все женщины порезали себе руки.

260

Его Меджнуном странным называл. — Меджнун— значит по-арабски «одержимый джиннами, нечистой силой», «бесноватый», «безумный».

Описание любви Меджнуна

Рассказ о том, как Меджнун, совсем обезумев от любви, бродит с друзьями по городу и в степи около кочевья племени Лейли. Он обращается к ветру с мольбой донести до возлюбленной слова о его страсти и его мучениях.

О том, как Меджнун отправился взглянуть на Лейли

Меджнун идет с друзьями в горы Неджда к кочевью племени Лейли и видит ее издали в распахнутом шатре.

Отец Меджнуна отправляется сватать Лейли

Опущена фата над ненаглядной, И сломан мост через арык прохладный. Меджнун в разлуке с милой горевал И по ночам газели распевал, И по утрам он брел на то же взгорье С толпой друзей таких же нищих. Вскоре Стал повсеместной притчей их позор. И жаловались все, потупив взор, Отцу на сына. Вздохи, укоризны Сын услыхал. Но сделан выбор в жизни! Что рассужденья здравые, когда Влюбленному мила его беда! Отец скорбел о сыне и, поведав О том родне, просил ее советов. По мнению старейшин, лишь одна Дорога здесь пригодна и честна: Не медлить с начинанием, из мрака Извлечь Меджнуна и добиться брака. Шейх амиритов быстро собрался В дорогу. Провожала челядь вся. Уже достигли Неджда. В это время Все родичи красавицы, все племя, Все — знать и челядь — вышли из шатров, Чтоб чужеземцам предоставить кров. С почетом принят был шейх амиритов. «В чем ты нуждаешься? Скажи открыто». Тот отвечал: «Хочу быть ближе к вам, Прошу вас верить искренним словам». И без утайки все сказал соседу: «Ищу родства с тобою, не посетуй! Как сочетать твое дитя с моим? Мой сын рожден в пустыне и томим Тоской по родниковой, свежей влаге. А я забочусь о сыновнем благе И говорю об этом без стыда. Моя семья богатствами горда И знатностью и пышностью известна. Есть у меня желанье дружбы честной, А для вражды всегда оружье есть. Мне — жемчуг твой. Тебе — хвала и честь. Ты продаешь. Товар в цене сегодня. Торгуйся, чтоб я выше цену поднял, Запрашивай, покуда спрос велик». Так кончил речь отец, и в тот же миг Второй отец ответствовал учтиво: «Ты говорил весьма красноречиво. Но пусть судьба решает за меня. Могу ль сидеть у жгучего огня, Не опаливши нашей дружбы честной? Твой сын прекрасен, и родство мне лестно, Но он для нас не родич и не друг, Он счастья не внесет в семейный круг. Он одержим безумием и болен. Ты исцелить его, конечно, волен Молитвами — тогда и приходи Со сватовством. Но это — впереди! Прощай, купец! А жемчуг твой с изъяном Не предлагай ни в братья, ни в зятья нам. В таких делах арабы, знают толк; Боюсь молвы». И тут отец умолк. И амириты после этой речи Почувствовали стыд и горечь встречи. Не принятые в племени Лейли, С обидой по домам они ушли. У всех у них одна забота ныне — Как исцелить Меджнуна от унынья. И каждый на советы был хитер, Но что ни речь, то хворосту в костер: «Немало есть у племени красавиц, Пленительных и ласковых на зависть, Чьи косы — мускус, и рубин — уста, Есть и у нас на выбор красота! Зачем же ты своей сердечной раной Обязан той девице чужестранной? Как плавно выступают, как стройны! А ты чуждаешься родной страны!»

Плач Меджнуна

Все выслушал Меджнун. И для него Все стало окончательно мертво. Он тотчас разодрал свою рубаху: Не нужен саван тлеющему праху! Тому, чье царство где-то вне миров, Весь мир — кочевье, а не отчий кров. Он стал бродить по выжженной пустыне, С одной лишь думой об одной святыне, По кручам горным странствовал пешком, Как тюрк, с заплечным нищенским мешком. И «Ла хауль» [261] прохожие кричали, Когда он шел в смятенье и в печали, Когда слыхали по ночам вдали Протяжный вопль его: «Лейли, Лейли! Я — выродок. Я джинном одержим. Сам злобным джинном я кажусь чужим, А для родни — всех бед ее виновник,— Исколот сам, колюсь я, как терновник. Товарищи веселья и труда, Прощайте, о, прощайте навсегда! Прощайте, о, прощайте же навеки! Забудьте о несчастном человеке! Бутыль с вином в руках моих была — Она разбита, и куски стекла Усыпали дорогу пылью колкой. Потоком слез несет ее осколки, Ко мне легко ты можешь подойти,— Ног не изранишь на своем пути. Я — ветвь сухая, ты же — ветвь в цвету. Ну, так сожги сухую ветку ту. Преступник ли, что жажду исцеленья? В чем грешен, если не в одном моленье? О, будь моей, моей, Йемена дочь, Из тысячи ночей одну лишь ночь! Звезда моя! Луна моя младая, Одной болезнью дикой обладая, Я потому и болен, что люблю Тебя одну, тебя, луну мою! Так он сказал и молча наземь лег. И плакал, кто был часом недалек От юноши, и бережно и нежно Повел его домой дорогой прежней. Бывает, что любовь пройдет сама, Ни сердца не затронув, ни ума. То не любовь, а юности забава. Нет у любви бесследно сгинуть права: Она приходит, чтобы жить навек, Пока не сгинет в землю человек. Меджнун прославлен этим даром верным, Познаньем совершенным и безмерным, Прославлен тяжким бременем любви. Он цвел, как роза, дни влача свои. От розы той лишь капля росяная Досталась мне, едва заметный след. Но, в мире аромат распространяя, Не испарится он и в сотни лет.

261

«Ла хауль»— первые слова молитвенной формулы: «Ла хаула ва ла куввата илла биллахи» — «Нет мощи и нет могущества, кроме как у Аллаха». Эту молитву мусульмане произносят при виде чего-нибудь очень странного, ужасного, поразительного, грозного.

Отец везет Меджнуна в храм Каабы

Все небо закрывала, словно пламя, Его любовь могучими крылами. Но чем в любви был совершенней он, Тем громче слышались со всех сторон Насмешки, подозренья и упреки, А сам больной, от всех забот далекий, Вне общества людского, вне среды, Причиной стал неслыханной беды Для бедного отца. И ежечасно Томился тот о юноше несчастном. У всех святынь он руки воздевал, Во всех паломничествах побывал, Везде родня усердная молилась, Чтобы снискать целительную милость. И наконец решила вся родня, Что следует, не мешкая и дня, Идти всем скопом до священной Каабы, Как бы она далеко ни была бы, Поскольку там за каменной стеной Михраб любви небесной и земной. К началу хаджа вышли амириты. Верблюды их носилками покрыты. В одну из шатких колыбелей тех Посажена утеха из утех, Любимый сын, — насильно упросили, Не пожалели родственных усилий. Приехал в Каабу страждущий отец. Росло волненье искренних сердец. Шейх амиритов, нищих утешая, Бесценный жемчуг с золотом мешая, Сынам песков рассыпал, как песок, Все достоянья, всех сокровищ сок. И взял он сына за руки и нежно Сказал ему: «Теперь молись прилежно. Не место для забавы этот храм, Поторопись, прильни к его дверям, Схватись же за кольцо священной Каабы, [262] Молись, чтобы мученья отвлекла бы, Чтоб исцелить бессмысленную плоть И боль душевной смуты побороть, Чтоб ты приник спокойно к изголовью, Не мучимый безжалостной любовью». Но слушать более Меджнун не стал. Он зарыдал, потом захохотал, И, как змея, с земли пружиной прыгнул, И, за кольцо дверей схватившись, крикнул: «Велят мне исцелиться от любви. Уж лучше бы сказали: не живи! Любовь меня вскормила, воспитала, Мой путь она навеки начертала. Моей, Аллах, я страстию клянусь, Твоей, Аллах, я властию клянусь, Что все сильней тот пламень разгорится, Все горячей в крови он растворится, Что в час, когда земной истлеет прах, Любовь моя останется в мирах. И как бы пьяным нежностью я ни был, Налей еще пьянее — мне на гибель! Мне говорят, чтоб я Лейли забыл. Но ты, Аллах, раздуй мой страстный пыл, Всю жизнь мою, все радости, все муки Отдай в ее младенческие руки. Пусть буду тоньше волоса Лейли, Но только бы чело ей обвили Те вьющиеся — черной смольной чащей! Будь раной я сплошной кровоточащей — Пускай она по капле выпьет кровь! И, как ни велика моя любовь, Как много дней о ней я ни тоскую,— Продли, Аллах, подольше боль такую!» Слыхал слова сыновние отец. Он замолчал и понял наконец, Что сыну суждено остаться пленным, Что тот огонь пребудет век нетленным. И он пошел к своей родне домой И так сказал: «Сын безнадежен мой. Он так молился у святыни Каабы, Что кровь моя вскипела и могла бы, Как ток Земзема, хлынуть кипятком. Я полагал — святынями влеком, Страницу прочитает он Корана, Но он о ней молился невозбранно, Забыв меня и молодость губя, Хвалил ее и проклял сам себя».

262

Схватись же за кольцо священной Каабы… — Кольцо— на дверях храма. По поверью, молитва, совершаемая человеком, который взялся за ото кольцо, дойдет до бога и желание его исполнится.

Отец Меджнуна узнает о замыслах племени Лейли

Отец Лейли узнает, что обезумевший Меджнун бродит по пустыне и сочиняет стихи о Лейли. Эти стихи знают многие. Он потрясен, ибо такая огласка — позор для Лейли, для ее племени, и решает убить Меджнуна. Племя Меджнуна узнает об угрозе его жизни. Его разыскивают в пустыне и не могут найти. В конце концов отец Меджнуна находит его. Несчастный говорит, что жизнь его кончена, и прощается с отцом.

Совет отца Меджнуну

Отец умоляет Меджнуна подумать не только о Лейли, но и о своих родителях, умоляет не падать духом, надеяться на счастье.