За его спиной в двери маячила одна из бабушек, потому я чувствовала себя вполне спокойной. Хоть зверь в спальне это мерзко. И почему нет никого из наших?

Он навалился на мою ногу. Я побелела от боли, еле-еле удержавшись на краю сознания от безумной пронзившей меня боли.

– Меня плохо починили... – через адскую боль через силу улыбнулась я, стараясь не дрогнуть и выглядеть бодрой.

– Не ломайся! – буркнул толстяк, наваливаясь на больную ногу на постели. – Ты мне нравишься!

И тут я поняла, что он безнадежно пьян.

Я слишком поздно поняла, что он собирается делать, ибо даже не представляла себе, что на меня, раненную, может напасть мужчина, хозяин поместья, в присутствии старой женщины, маячившей на заднем плане. Не говоря о том, что я его гостья, а он хозяин, долженствующий нас защищать. Пригласив нас к себе.

Вся умирая от боли в ноге и в сломанных ребрах, я начала отчаянно сопротивляться профессиональному бойцу раза в три тяжелее, чем я. Хорошему бойцу, пытавшемуся с рычанием разодрать мое платье.

Ощущение предательства и бессилия затопило меня – я была чудовищно слаба, а ведь даже в лучшей форме я не решилась бы на полный контакт с ним в захвате, а убивала бы его ударами издалека, не дав ему навалиться на меня или перехватить руки.

Я отчаянно, безумно боролась.

Но я была ранена, опоена сонной травой для излечения, и свежий боец был слишком тяжел, ловок и подвижен, а боль рвала меня изнутри.

От безумной бушующей боли в ноге я совсем, наверное, стала прозрачной, а не бледной. Теряя соображение от боли, я все же изогнулась и ударила, резко безумно выпрямившись, головой ему в лицо.

Он захлебнулся от неожиданности кровью. А я билась как в припадке, лупя макушкой ему в нос и превращая его лицо в кровавое месиво.

– Ах ты сука! – взревел он.

От неожиданности хватка его ослабла, и я сумела вырвать руку и ударить его в глаза на последнем издыхании.

Он так и не успел полностью разорвать на мне платье и что-то мне сделать. Вроде бы кто-то кинулся мне на помощь, но это была лишь старая бабушка.

К сожалению, толстяк, с его сильной реакцией, сумел все-таки откинуться назад от моей сейчас сравнительно медленной руки ему в глаза, и я не выдавила их до конца. Он слишком сильно дернулся назад, почувствовав удар в глаза.

Но, зато, к счастью для меня, быстро отдернувшись и уходя от выдавливания глаз, он слетел с кровати, не рассчитав. И я, извернувшись, так же лежа, страшно, изо всех сил, ударила ему в лицо здоровой ногой.

И, теряя сознание от боли, била, била, била ногой ему в кровавую безжизненную маску лица, потеряв от боли и одурения лекарствами рассудок и соображение. И вообще даже плохо видя куда била, так все плыло.

Я даже не помнила, как, впадая в белую горячку исступления и бреда, я все наносила в пространство удары, а меня пытались остановить и успокоить ворвавшиеся мама и доктора. И как мама, сразу оценив по моей разорванной рубашке и виду, что произошло, да и бабушка лишь подтвердила это в своей истерике, приказала слугам убить эту толстую мразь, и как лекари и подбежавший отец не дали это сделать. Какой был скандал, как бабулька (старая родственница принца) каялась и молила на коленях маму, что она и понятия в помине не имела, что принц затеял... и что она не досмотрела, будучи оставленной с больной... и что он ничего не успел; и как Мари рычала и была готова убить их всех; и как родители забрали меня оттуда, уезжая, и мама плюнула открыто на замок и эту корону.

Я уже была без сознания под охраной своих китайцев, перенесенная в карету озлобленными до бешенства случившимся телохранителями и желавшими вырезать все мерзкое подлое гнездо... Но я плыла и плохо что понимала...

В Голландии была весна.

Я сидела на веранде и тоскливо смотрела, как Мари веселится.

В Англии был дождь. Но оттуда мы уехали еще три дня назад. Родители просто уехали из Англии после всего, что случилось, наплевав на расследование и Англию. К тому же, не было известно, жив ли старший принц. Быстро уехали. После того, как я его отделала, мама добавила, а китайцы собирались его кастрировать. Очень быстро уехали. Отец странно себя чувствовал – он вроде подал в отставку, ибо за ними еще и гнались. Ясное дело – отставка! По крайней мере, после того, что старший принц попытался сделать с его дочерью, работать на Англию он не собирался.

– В рубашке ты родилась! – разглядывая мои переломы, сказал китаец. – Ее даже не разорвали!

Я хмуро промолчала. Он имел в виду рубашку, а не меня.

– А вот бить больной ногой принца не надо было! – поучающе проговорил китаец. – Ты потеряла сознание и не убила его!

Мама хмуро молчала рядом.

– Ты больше не должна никогда оставаться наедине с взрослым мужчиной одна, – наконец сказала она.

Я торжественно кивнула.

– Они ужасны...

Я снова торжественно кивнула, оживившись.

– Они что-то имеют к тебе...

Теперь подозрительно оживилась моя сестра.

– Потому этого никогда не будет!!! – с угрозой закончила мама.

Я только тяжело вздохнула. Вопрос с мужчинами был болезненный.

– А телохранители мужчины? – осторожно спросила я.

– Нужны евнухи! – непреклонно сказала мама.

Вот тут то телохранители и оживились. Подозрительно оживились и побледнели, особенно китаец. Даже рука его дрогнула.

Я захихикала.

– Не волнуйтесь, не волнуйтесь... – успокоила их я. – Я не китайский император... И не садистка...