Если первой обязанностью всхъ добросовстныхъ и активныхъ эволюціонистовъ является познаніе окружающаго ихъ общества, для котораго они создаютъ теорію преобразованія, то вторая ихъ обязанность заключается въ томъ, чтобъ отдать себ отчетъ въ своемъ революціонномъ идеал. Изученіе послдняго должно быть тмъ боле тщательнымъ, что этотъ идеалъ обнимаетъ будущее во всей его полнот, ибо друзья и враги, вс знаютъ, что дло идетъ уже не о большихъ частичныхъ революціяхъ, а объ одной общей революціи, которая преобразуетъ все общество, во всхъ его проявленіяхъ.

Сами условія жизни диктуютъ намъ наше главное пожеланіе. Крики и жалобы, раздающіеся изъ деревенскихъ хижинъ, изъ подземелій, погребовъ и чердаковъ въ городахъ постоянно напоминаетъ намъ: «хлба! хлба!» Вс другія соображенія подавлены этимъ коллективнымъ выраженіемъ насущнйшей нужды всякаго живого существа. Такъ какъ самое существованіе немыслимо безъ удовлетворенія этой инстинктивной потребности въ пищ, то нужно ее удовлетворить во что бы то ни стало, не длая ни для кого исключеній, ибо невозможно раздлить общество на такія дв части, изъ которыхъ одна лишена была бы права на существованіе «Хлба! Хлба!» Этотъ крикъ долженъ быть понятъ въ самомъ широкомъ смсл, т. е. что нужно требовать для всхъ людей не только пищи но и удовлетворенія всхъ его другихъ потребностей, которыя дадутъ ему возможность всесторонняго физическаго и духовнаго развитія. По выраженію одного крупнаго капиталиста, который говорилъ о себ, что его мучаютъ особенно вопросы о справедливости, «нужно сдлать равной точку отправленія для всхъ, кто вступаетъ въ борьбу за существованіе». Часто спрашиваешь себя, какимъ образомъ эти полуголодные, которыхъ такъ много у насъ, сумли въ продолженіи столькихъ вковъ, и продолжаютъ еще теперь, побждать въ себ эти страстные порывы голода, которые они должны ощущать, какъ они сумли пріучить себя безъ протеста къ систематическому обезсиливанію организма и самоотреченію. Исторія прошлаго объясняетъ намъ это. Дло въ томъ, что въ эпоху примитивной изолированности человка, когда малочисленныя семьи или племена, принуждены были преодолвать громадныя затрудненія въ борьб за существованіе, и еще не умли пользоваться помощью, которую даетъ человческая солидарность, часто случалось даже въ жизни одного поколнія, что средствъ къ существованію не хватало на удовлетвореніе всхъ членовъ данной группы. А въ такихъ случаяхъ что оставалось имъ длать, если не безропотно подчиняться необходимости и пріучать себя по мр возможности, поддерживать свое существованіе, питаясь травами или древесной корой, переносить долгія голодовки, въ ожиданіи, что въ ркахъ снова появится въ изобиліи рыба, въ лсахъ — дичь или, что скудная почва все-же выроститъ новую жатву.

Такъ пріучались неимущіе къ голоду. Т изъ нихъ, которые меланхолично бродятъ передъ открытыми форточками кухонъ, помщающихся въ подвальныхъ этажахъ, изъ которыхъ несется раздражающій пріятный запахъ, предъ роскошными выставками мясныхъ и фруктовыхъ магазиновъ и ресторановъ — это люди, которыхъ воспитала наслдственность: они безсознательно подчиняются морали отреченія. Эта мораль была умстна въ эпоху, когда люди были игрушкой въ рукахъ слпой судьбы, но совершенно непригодна теперь въ вкъ чрезмрнаго обилія богатствъ, и для людей, которые пишутъ на стнахъ слово «братство» и кичатся своей благотворительностью. И все же количество несчастныхъ, дерзающихъ протянуть руку, чтобы взять выставленную на показъ прохожимъ пищу, очень незначительно: такъ сильное физическое ослабленіе, порожденное голодомъ парализируетъ волю, отнимаетъ почти всякую энергію, даже инстинктивную.

Къ тому же современная «юстиціа» караетъ воровство куска хлба значительно строже, чмъ древніе законы. Взвшивая на своихъ всахъ украденный кусокъ пирога, современная, емида находитъ что онъ стоитъ цлаго года тюрьмы.

«Бдные всегда будутъ съ вами» — любятъ повторять сытые счастливцы, особенно т, которые хорошо знаютъ священное писаніе и любятъ принимать меланхолическій и страдающій виды. «Бдные всегда будутъ съ вами» — слова эти, утверждаютъ они, сказаны Богомъ и они ихъ повторяютъ, закатывая глаза и какимъ то особеннымъ голосомъ, чтобы придать имъ больше торжественности. И потому, что слова эти были названы божественными, сами бдняки во времена ихъ духовной бдности врили въ безсиліе всхъ своихъ попытокъ достигнуть лучшей доли: чувствуя себя погибшими въ этомъ мір, они съ надеждой взирали на міръ загробный, — «быть можетъ въ этомъ мір слезъ мы умремъ съ голоду, но за то тамъ, въ царств божіемъ, въ этомъ лучезарномъ раю, гд солнечное сіяніе будетъ окружать ваше чело, а млечный путь будетъ служить намъ ковромъ, тамъ не будетъ уже нужды въ пищ и мы будемъ испытывать радость отъ того, что злые богачи, навсегда обреченные на голодъ, будутъ оглашать воздухъ своими воплями». Теперь уже очень немного несчастныхъ, дающихъ себя дурачить подобными мечтами, большинство же, ставъ боле благоразумными, направили свое вниманіе на хлбъ земной, поддерживающій его матеріальную жизнь, питающій кровь и тло; они желаютъ получить свою часть, увренные, что ихъ желанія законны въ виду обилія земныхъ богатствъ; религіозныя галлюцинаціи, старательно поддерживаемыя заинтересованными священниками, не въ силахъ отвратить голодныхъ даже считающихъ себя христіанами, отъ борьбы за право на хлбъ насущный, за которымъ еще недавно обращались къ капризной милости «отца, иже на небеси». Политическая экономія, претендующая на званіе науки, унаслдовала отъ религіи проповдь неизбжности нищеты; она утверждаетъ, что смерть несчастныхъ отъ голода совсмъ не ложится позоромъ на все общество. Когда видишь съ одной стороны толпы голодныхъ, а съ другой кучку привиллегированныхъ, которые дятъ въ свое удовольствіе и наряжаются по своей фантазіи, нужно быть черезъ чуръ наивными, чтобы врить, что иначе и быть не можетъ. Правда, что въ благодатные годы, можно было бы брать изъ массы избытковъ, а въ голодные — люди могли бы придти къ соглашенію и раздлить необходимое между всми равномрно, но такой образъ дйствія предполагаетъ существованіе общества людей, тсно связанныхъ между собой узами братской солидарности. Но такъ какъ такой коммунизмъ является еще невозможнымъ, наивный бднякъ, который безсознательно вритъ увреніямъ ученыхъ экономистовъ, что земныхъ благъ не хватитъ для всхъ, долженъ слдовательно мириться безъ протеста со своимъ несчастіемъ.

На ряду съ жрецами экономической науки, жертвы дурного соціальнаго строя повторяютъ и толкуютъ каждый по своему ужасный «законъ Мальтуса» — «Бднякъ — лишній на жизненномъ пиру» — законъ, который протестантскій пасторъ формулировалъ почти вкъ тому назадъ, какъ математическую аксіому и который казалось, заключалъ человческое общество въ чудовищныя челюсти своего страшнаго силлогизма: бднякъ повторяетъ меланхолически, что для него «нтъ мста на жизненномъ пиру». А знаменитый экономистъ, хотя и добрякъ въ частной жизни, придалъ лишь новую силу этому горькому выводу, подтверждая его цлымъ рядомъ доказательствъ якобы математической точности: населеніе, говоритъ онъ, удваивается обыкновенно каждые 25 лтъ, тогда какъ средства къ существованію растутъ въ мене быстрой пропорціи, обрекая такимъ образомъ на уничтоженіе лишнихъ индивидовъ. Что же совтуютъ длать Мальтусъ и его послдователи для того, чтобы избавить человчество отъ періодическихъ бдствій, какъ голодъ, нищета и заразныя болзни? Конечно, нельзя требовать отъ бдныхъ, чтобы они добровольно согласились избавить землю отъ своего присутствія и принесли бы себя жертву богу «здравой политикоэкономической науки», но имъ просто совтуютъ по крайней мр отказаться отъ радостей семейной жизни: не нужно ни женъ, ни дтей.

Вотъ какое «нравственное воздержаніе» проповдуютъ они и убждаютъ разумныхъ рабочихъ ему слдовать. Многочисленное потомство должно быть только роскошью, которую могутъ позволить себ одни привиллегированные; въ этомъ вся мораль ихъ политической экономіи.

А если неблагоразумные бдняки, вопреки увщаніямъ ученыхъ профессоровъ не хотятъ употреблять предупреждающихъ появленіе потомства средствъ, то природа сама беретъ на себя заботу объ уничтоженіи излишняго потомства, и уничтоженіе это происходитъ въ нашемъ обществ въ безконечно большемъ масштаб, чмъ то могли бы представить себ самые закоснлые пессимисты. Не тысячъ, а милліоновъ жизней требуетъ уже ежегодно богъ Мальтуса. Можно легко сдлать приблизительный подсчетъ тхъ, которыхъ экономическая судьба приговорила къ смерти съ того дня, какъ безсердечный теологъ обнародовалъ свой мнимый «законъ», который къ несчастію, наше соціальное настроеніе сдлало врнымъ для нашей эпохи. Въ продолженіи этого вка три поколнія смнили другъ друга въ Европ и, если обратиться къ статистическимъ даннымъ смертности, то можно констатировать, что средняя продолжительность жизни богатыхъ (напримръ лицъ, населяющихъ хорошо устроенные роскошные кварталы Лондона, Парижа, Берлина) будетъ отъ 60 до 70 лтъ, хотя эти люди, вслдствіе своего привиллегированнаго положенія, едва ли могутъ быть образцами нормальнаго образа жизни, такъ какъ «великосвтская жизнь» всячески развращаетъ и портитъ ихъ: но чистый воздухъ, прекрасное питаніе, постоянная возможность мнять свое мсто жизни и свои занятія постоянно возвращаетъ имъ растрату силъ и обновляетъ ихъ организмъ, въ то время какъ люди, принужденные работать ради куска хлба, заране осуждены на смерть въ Европейскихъ странахъ въ возраст между 20—40 годами, т. е. въ среднемъ на тридцатомъ году жизни. Это значитъ, что они живутъ только половину того времени, какое могли бы прожить, если бы были свободны, и могли бы по желанію выбирать себ мсто жительства и занятіе. Они умираютъ какъ разъ въ тотъ моментъ, когда ихъ жизнь должна бы быть наиболе полной и интенсивной; и ежегодно подсчитываемое число смертей по крайней мр вдвое больше того, чмъ должно бы быть въ обществ равныхъ.

Итакъ, годовая смертность Европы достигаетъ 12 милліоновъ человкъ, и можно съ увренностью утверждать, что 6 милліоновъ изъ нихъ были жертвами тхъ соціальныхъ условій, которыя царствуютъ въ нашей варварской сред; 6 милліоновъ жителей погибло вслдствіе недостатка въ чистомъ воздух, здоровой пищ, отсутствія гигіеническихъ условій и дурной организаціи труда. И вотъ, сочтите вс жертвы, погибшія съ того времени, какъ Мальтусъ произнесъ свою надгробную рчь надъ милліонами обреченныхъ на гекатомбы. Разв не правда, что цлая половина такъ называемаго цивилизованнаго человчества составляется изъ людей, которыхъ не приглашали на общественный пиръ, людей, занимающихъ на немъ мсто лишь на короткое время и осужденныхъ умереть со стиснутыми отъ неудовлетвореннаго голода челюстями? Смерть предсдательствуетъ на этомъ пиру, устраняя своимъ жезломъ опоздавшихъ. На выставкахъ намъ показываютъ удивительные «пріемники», въ которыхъ примнены вс законы физики, вс наши познанія физіологіи, вс средства технической изобртательности, чтобы сдлать жизнеспособными семи, даже шестимсячныхъ выкидышей. И эти выкидыши выживаютъ, крпнутъ и становятся здоровыми, полными малютками, предметомъ материнской гордости и славы своего спасителя. Но спасая такимъ образомъ отъ смерти малютокъ, казалось бы, самой природой приговоренныхъ къ ней, одновременно съ тмъ отдаютъ ей въ жертвы милліоны жизнеспособныхъ дтей, родившихся при самыхъ благопріятныхъ физическихъ условіяхъ. Въ Неаполитанскомъ убжищ для подкидышей, по сухому оффиціальному отчету попечительства изъ 950 принятыхъ дтей выжило только трое. Итакъ положеніе ужасно, но уже совершилась глубокая эволюція, предвщающая недалекую революцію. Эта эволюція состоитъ въ томъ, что экономическая «наука», проповдующая недостатокъ жизненныхъ благъ и неизбжную смерть всхъ недостаточныхъ, оказалась ложной. Страдающее человчество, врившее въ свою неизбжную нищету, познало теперь, что оно богато, что его идеалъ: «хлба для всхъ» — не утопія. Земля достаточно велика, чтобы на ней хватило мста для всхъ, она достаточно богата, чтобы всмь дать средства къ существованію. Она можетъ дать достаточно обильный урожай волокнистыхъ растеній, чтобы одежды хватило на всхъ; въ ней достаточно камня и глины, чтобы вс имли жилища — таковъ экономическій фактъ въ своемъ простйшемъ выраженіи. Земля не только можетъ произвести достаточно пищевыхъ и другихъ средствъ для поддержанія существованія населяющихъ ее людей, но она могла бы удовлетворить даже вдвое увеличившееся потребленіе и даже безъ приложенія научныхъ методовъ, опирающихся на изслдованія по химіи, физик, минералогіи в механик. Въ великой семь человчества голодъ не только не можетъ быть результатомъ коллективнаго преступленія, онъ является абсурдомъ еще и потому, что средствъ къ существованію неизмримо больше, чмъ сколько ихъ нужно для потребленія. Недостатокъ современнаго способа распредленія земныхъ благъ, которыми руководитъ индивидуальный капризъ отдльныхъ личностей и безумная конкуренція спекуляторовъ и коммерсантовъ, состоитъ въ томъ, что цны на средства существованія повышаются, что они отнимаются у тхъ, которые производять ихъ и должны бы были владть ими по праву, и продаются тмъ, которые могутъ заплатить за нихъ дорого! но въ этомъ безпрестанномъ движеніи продукты и товары непроизводительно тратятся, портятся и теряются. И несчастные, нуждающіеся, проходящіе мимо громадныхъ складовъ этихъ товаровъ, знаютъ это. Нтъ недостатка ни въ теплой одежд, которая могла бы покрыть ихъ голыя плечи, ни въ крпкихъ сапогахъ для ихъ босыхъ ногъ, ни въ питательныхъ вкусныхъ фруктахъ и напиткахъ для поддержанія ихъ силъ, — все это имется въ громадномъ излишк, но пока они бродятъ вокругъ этихъ складовъ, бросая голодные взгляды, собственникъ-купецъ ищетъ способы повысить цны своихъ товаровъ, а въ случа нужды даже уменьшить ихъ количество. Какъ бы то ни было, но фактъ на лицо — продуктовъ всегда больше, чмъ нужно. И почему же господа экономисты не начинаютъ своихъ учебниковъ съ признанія этого капитальной важности факта, доказываемаго статистикой? Зачмъ должны мы революціонеры имъ указывать на это? Чмъ объяснить, что необразованные рабочіе посл долгаго трудового дня, только изъ разговоровъ другъ съ другомъ, знаютъ объ этомъ гораздо больше и лучше патентованныхъ профессоровъ и ревностныхъ учениковъ школы соціальныхъ и политическихъ наукъ? Не слдуетъ ли изъ этого сдлать выводъ, что любовь послднихъ къ наук не вполн искренна? Такъ какъ современное состояніе экономической науки вполн оправдываетъ наше требованіе хлба для всхъ, то остается узнать: оправдываетъ ли оно и наше другое требованіе — свободы для всхъ. «Не единымъ хлбомъ живъ будетъ человкъ», говоритъ древнее изрченіе, которое перестанетъ быть истиной разв только въ томъ случа, если человкъ будетъ регрессировать и опустится до чисто животнаго состоянія.

Но въ чемъ состоитъ эта духовная пища, необходимая человку, на ряду съ матеріальной? Конечно, церковь скажетъ, что таковой пищей служитъ «Евангеліе», а государство напоминаетъ, что это «повиновеніе закону». Но пища, которая дйствительно питаетъ и развиваетъ умственныя и нравственныя силы человка, есть то познаніе «добра и зла», которое еврейская легенда, а за ней и вс религіи происшедшія отъ іудейской, запрещаютъ намъ, какъ ядовитый плодъ, который, какъ проклятіе, поражаетъ всхъ и вліяніе котораго простирается даже «до третьяго поколнія» того, кто вкусилъ отъ него. Знаніе! — преступленіе по ученію церкви, преступленіе и съ точки зрнія государства, какъ бы ни старались маскировать это теперь священники и агенты правительства, которые противъ воли, можетъ быть, вкусили отъ этой ереси? А между тмъ знаніе есть первая главная добродтель свободной личности, которая захотла освободиться отъ всякаго божескаго и человческаго авторитета: она одинаково отказывается слушать тхъ, которые во имя «Высшаго Разума» узурпируютъ въ свою пользу право мыслить и говорить за другихъ и тхъ, которые во имя государства предписываютъ законами опредленный гнетъ, вншнее поведеніе, регламентированное разъ на всегда. И такой человкъ, желающій свободно развиться, долженъ встать какъ разъ на противоположную точку зрнія, чмъ та, которую ему рекомендуетъ церковь и государство: онъ долженъ свободно и независимо мыслить и дйствовать. Это является непремннымъ условіемъ всякаго прогресса. «Свободно мыслить, говорить и дйствовать»! — идеалъ будущаго общества въ отличіе отъ современнаго, котораго оно будетъ все-таки лишь логическимъ продолженіемъ, выражается ясно въ этомъ пожеланіи свободно мыслить. И съ первыхъ шаговъ эволюціонистъ, превратившись въ революціонера, долженъ освобождаться отъ всякой догматической церкви, отъ всякаго общественнаго принужденія, отъ всякой политической правительственной власти съ обязательной регламентаціей для подчиненныхъ ей, отъ всякой ассоціаціи публичной или тайной, въ которой всякій членъ подъ страхомъ оказаться измнникомъ долженъ подписаться подъ общепринятымъ лозунгомъ. Не нужно больше ни конгрегацій, запрещающихъ т или другія книги, не нужно царей и принцевъ, требующихъ присяги, ни полководцевъ, требующихъ врности знамени, ни министра народнаго просвщенія, предписывающаго правила преподаванія и указывающаго книги и даже страницы въ нихъ, которымъ учитель долженъ научить учениковъ, не нужно исполнительнаго комитета, который распоряжается пропускомъ постителей у входа въ народные дома. Не нужно и судей, которые заставляютъ свидтеля давать смшную и ложную присягу въ томъ, что будутъ говорить только правду, и которая сама по себ является уже ложью. Нтъ надобности въ начальств, какого бы рода оно ни было, чиновникъ ли, школьный учитель, членъ клерикальнаго или соціалистическаго комитета, хозяинъ или отецъ семейства, который бы вообще требовалъ повиновенія. А свобода слова? а свобода дйствій? Разв это не прямое и логическое послдствіе свободы мысли? Слово вдъ только мысль, облеченная въ звуки или буквы, дйствіе же — мысль выполненная. Нашъ идеалъ состоитъ слдовательно въ требованіи для всякаго человка полной абсолютной свободы выражать свои мысли во всемъ — въ наук, политик, морали безъ другихъ ограниченій, кром уваженія къ другой личности; онъ требуетъ также права дйствовать по своему усмотрнію «длать, что хочешь», согласуя, конечно, свою волю съ волей другихъ людей во всякомъ коллективномъ труд, такъ какъ его собственная свобода не можетъ быть ограничена такимъ союзомъ, а напротивъ увеличивается, благодаря сил коллективной воли. Само собой разумется, что эта абсолютная свобода мысли, слова и дйствій не совмстима съ сохраненіемъ учрежденій, которыя ограничиваютъ свободную мысль и ставятъ преграды свободному слову, въ самыхъ категорическихъ формахъ и заставляютъ рабочаго, оставшагося безъ работы, скоре умереть съ голоду, чмъ нарушить священное право собственности. Консерваторы не ошиблись, называя вообще всхъ «революціонеровъ» врагами «религіи, семьи и собственности». Да, анархисты, не признаютъ авторитетовъ догмата и сверхестественное вмшательство въ нашу жизнь, и въ этомъ смысл, въ борьб за свой идеалъ братства и солидарности, они враги религіи. Да они хотятъ уничтожить брачный торгъ и защищаютъ свободный союзъ половъ, основанный на взаимной любви, уваженіи къ самому себ и къ человческому достоинству другого, и въ этомъ смысл, какъ бы они не любили и не были преданы тмъ, съ которыми соединили свою жизнь, они являются врагами семьи. Да, они хотятъ уничтожить несправедливый захватъ земли и ея благъ, чтобы ими могли пользоваться вс и въ этомъ смысл, преслдуя лишь одну цль — гарантировать всмъ право пользованія плодами земли, они являются и врагами собственности.