Гегель Фридрих Георг Вильгельм
Шрифт:
Знаменитый вопрос о первоисточнике зла в мире возникает, — по крайней мере, поскольку под злом понимаются ближайшим образом неприятное и боль, — на этой стадии формального практического. Зло есть не что иное, как несоответствие между бытием и долженствованием. Это долженствование имеет много значений, и так как случайные цели равным образом имеют форму должного, то их бесконечно много. По отношению к ним зло есть только то право, которое осуществляется в отношении суетности и ничтожества их воображаемого значения. Они уже сами по себе есть зло. — Конечность жизни и духа входит в их суждение, в котором они другое обособленное от них в то же время содержат в себе в качестве своего отрицания и таким образом выступают как то противоречие, которое называется злом. В мертвом нет ни зла, ни боли, ибо в неорганической природе понятие не выступает наперекор своему наличному существованию и в своем различии от него не остается одновременно его субъектом. В жизни и еще более в духе, напротив, существует это имманентное различение и тем самым приобретает силу долженствование; и эта отрицательность, субъективность, «я», свобода суть принципы зла и страдания. — Яков Бёме рассматривал «яйность» (Ichheit) как страдание и мучение и в то же время как источник природы и духа.
Прибавление. Хотя в практическом чувстве воля имеет форму простого тождества с самой собой, все же в этом тождестве существует уже различие. Ибо практическое чувство, с одной стороны, знает себя, правда, как объективно значимое самоопределение, как нечто в-себе-и-для-себя-определенное, но в то же время, с другой стороны, также и как что-то непосредственно или извне определенное, как нечто подчиненное чуждой ему определенности внешних воздействий. Чувствующая воля есть поэтому сравнение факта своей извне приходящей непосредственной определенности с фактом определения себя посредством своей собственной природы. Так как последнее имеет значение того, что должно быть, то воля предъявляет к воздействию извне требование согласованности с этим должным. Это соответствие есть приятное, а несоответствие — неприятное.
Так как, однако, упомянутая внутренняя определенность, к которой относится воздействие извне, сама есть еще непосредственная, моей природной единичности принадлежащая, еще только субъективная, только чувствуемая определенность, то и суждение,
{285}
осуществляющееся в силу этого отношения, может быть только совершенно поверхностным и случайным. Поэтому по отношению к вещам, имеющим большое значение, то обстоятельство, что мне что-либо приятно или неприятно, является в высшей степени безразличным.
Практическое чувство получает, однако, еще и дальнейшие определения, сравнительно с только что рассмотренными поверхностными его определениями.
А именно существуют еще, во-вторых, и такие чувства, которые, так как содержание их проистекает из созерцания или представления, превосходят чувство приятного или неприятного в отношении их определенности. К этому классу чувств относятся, например, удовольствие, радость, надежда, страх, боязнь, боль и т. д. — Радость состоит в чувстве единичного признания с моей стороны какого-либо единичного события, вещи или лица, поскольку я определен в себе и для себя. — Удовлетворенность, напротив, есть более длительное, спокойное признание чего-нибудь, без момента интенсивности. — В веселости проявляется более живое признание. — Страх есть чувство моей самости и в то же время зла, грозящего уничтожить мое чувство самого себя. — В испуге я ощущаю внезапное несоответствие чего-либо внешнего с моим положительным чувством самого себя.
Все эти чувства не имеют никакого имманентного, к их своеобразной природе принадлежащего содержания; содержание это входит в них извне.
Наконец, третий род чувств возникает вследствие того, что и происходящее из мышления субстанциональное содержание правового, морального, нравственного и религиозного также принимается в сферу чувствующей воли. Поскольку это происходит, мы имеем дело с чувствами, которые различаются друг от друга присущим им своеобразным содержанием и от этого содержания получают право на существование. — К этому классу чувств относятся также стыд и раскаяние; ибо оба они, как правило, имеют под собой нравственную основу. — Раскаяние есть чувство несогласованности моего деяния с моим долгом или хотя бы только с моей выгодой, и в том и в другом случае, следовательно, с чем-то в-себе-и-для-себя-определенным.
Но если мы сказали, что только что рассмотренные чувства имеют свойственное им своеобразное содержание, то это не следует донимать в том смысле, будто правовое, нравственное и религиозное содержание необходимо принимает форму чувства. Что означенное содержание не связано неразрывно с чувством, это эмпирически можно усмотреть из того, что раскаяние можно испытать даже и по поводу доброго дела. Равным образом вовсе не абсолютно необходимо, чтобы, оценивая мой поступок с точки зрения долга, я испытывал беспокойство и сильное волнение чувства; напротив, эту оценку я могу произвести также и в
{286}
ФИЛОСОФИЯ ДУХА.
представляющем сознании и таким образом рассматривать дело с полным спокойствием.
Равным образом и в рассмотренном выше втором роде чувств их содержание вовсе не должно непременно проникать в чувство.
Рассудительный человек — великий характер — может что-либо находить согласным со своей волей, не приходя от этого в бурное чувство радости и, наоборот, переносить несчастье, не предаваясь чувству скорби. Кто отдается во власть таких чувств, тот в большей или меньшей мере поддается суетности, полагая особенную важность в том, что это именно он — это особенное «я» — испытывает счастье или несчастье.
?) ВЛЕЧЕНИЕ И ПРОИЗВОЛ
{§ 473}
Практическое долженствование есть реальное суждение.
Непосредственная лишь в качестве уже готовой найденная соразмерность сущей определенности с потребностью есть для сбшоойределе- ния воли некоторое отрицание и несоразмерна этому самоопределению. Чтобы воля, т. е. в себе сущее единство всеобщности и определенности, удовлетворяла себя, т. е. обладала бы бытием для себя, — для этого соразмерность его внутреннего определения с его существованием должна быть положена им самим. Воля со стороны формы своего содержания является ближайшим образом еще природной волей, — и в качестве непосредственно тождественной со своей определенностью — влечением и склонностью; поскольку же целокупность практического духа влагается в какое-либо одно из многих ограниченных определений, положенных вместе с противоположностью вообще, постольку она есть страсть.