Большой Таратута оттолкнулся от штакетника, потер подбородок и, прищурив глаза, подмигнул:

— А может, вы заодно? А?

— Нет, не заодно, — ответил я и захлопнул окно.

— Вот паршивцы! — донеслось до меня.

Из-за шкафа показался Алешка. Кот Васька шмыгнул под кровать. Под домом зазвенели железные банки.

Я пристально посмотрел Алешке в глаза. У него еще больше стало веснушек.

— Я потом все объясню, — махнул он рукой и достал из кармана синенькое стеклышко. — Вот, смотри, что это?

— Где взял? — спросил я, разглядывая стеклышко.

— Не угадаешь.

— А если без загадок.

— На погребе. Стекло потеряли, когда мы сидели в корабле.

— А может, раньше? Откуда ты знаешь?

— Догадываюсь. Оно лежало прямо на крышке. Раньше мы увидели бы его. А если бы не увидели, оно свалилось бы с крышки. Ясно?

— Не совсем. Почему ты в тот же день ничего не сказал?

— В тот день, в тот день, — передразнил меня Алешка. — В тот день не до стеколок было. Да и не я его нашел. Мама подобрала.

Интересно, откуда могло появиться стеклышко на погребе? Да и вообще, откуда оно? Все края у него неровные, острые.

— Мама говорила, что таких много было на крышке. Кто-то что-то разбил, а подобрать не успел. — Алешка неожиданно замолчал, к чему-то прислушиваясь. В этот момент он был похож на индейца, почуявшего опасность.

— Твои идут! — испуганно прошептал Алешка. Скрипнула входная дверь. Алешку словно ветром сдуло с подоконника.

— Дика береги! — крикнул он на прощанье, скрываясь за углом сарая.

В комнату вошли мама и папа. Из-под кровати вылез Васька и бросился маме под ноги.

Мама очень удивилась, увидев, что я не сплю. Она поправила одеяло, дала отвар какой-то травы и немного водички. Папа внимательно осмотрелся.

— Здесь никто не был? — растягивая слова, спросил

он.

— А что? — спросил я, усиленно думая, как мне вести себя.

— Да так, ничего. Впечатление такое, как будто ты с кем-то разговаривал.

— Разговаривал, — неожиданно сознался я.

Васька терся около мамы. Так и хотелось запустить в него подушкой.

Папа стоял надо мной, ожидая ответа.

— Разговаривал, — повторил я. — С большим Таратутой разговаривал.

— Знаю, — кивнул папа. — Знаю, что ты был нелюбезен с ним. Он жаловался на тебя. Говорит, я думал, что ваш сын — это ты, значит, — культурным человеком растет, а он грубиян.

— Так и сказал — грубиян? — Я даже задохнулся от возмущения.

— Да, так и сказал: грубиян! — повторил папа и присел у кровати.

— Что здесь произошло? Объясни, пожалуйста!

— Он обозвал нас сорванцами и паршивцами.

— Кого это — нас? — насторожилась мама, отталкивая Ваську в сторону.

— Меня, — замялся я. — Ну и других мальчишек.

— Каких мальчишек? — продолжала допытываться мама.

— Всех мальчишек. Всех, которые есть на свете! — выпалил я.

— Он, наверно, погорячился, — попытался вступиться за большого Таратуту папа. — Дело в том, что у него пропала собака.

— Дик! — вырвалось у меня.

— Ты знаешь, где он?

Я ничего не ответил. Я сделал вид, что страшно устал. Мне трудно слово сказать. Я могу только смотреть. Смотреть на кота Ваську, который презрительно сощурил свои большие зеленые немигающие глаза.

Папа встал, взял маму за локоть, и они вышли, осторожно прикрыв за собой дверь.

Я схватил коробочку с витаминами и с силой запустил ее в Ваську. Коробочка пролетела мимо, а витамины горохом рассыпались по полу.

Васька неторопливо встал, махнул хвостом и залез под шкаф.

Это еще больше меня разозлило, но под рукой ничего больше не было, и я отвернулся от Васьки.

Неужели Алешка действительно украл собаку? Что же теперь будет?

Странное дело: Дик молчал все время, пока рядом стоял Таратута. Здесь что-то неладно. Во всем этом надо хорошенько разобраться. Пусть что хотят, то и думают, а про Дика я никому не скажу. Не скажет про него и Васька.

Я крепко сжал ладонь и ойкнул. На безымянном пальце выступила кровь. Про стеклышко-то я совсем забыл.