Елку выберем на поляне, привезем, нарядим, зажжем свечи. Ах, как хорошо можно жить! А хотите, будем гадать на суженого-ряженого, на заговоренной воде? Люблю Новый год. Приезжайте.

от Астры 18 декабря

Худо мне, Мариночка, совсем худо. Что произошло сегодня, час тому назад, в день моего рождения? Не знаю, не понимаю ничего.

Вчера рано утром Иван завел машину и уехал. Далеко? — неизвестно. Был ясный зимний денек. Я сбегала на лыжах, заглянула на буровую, постояла, стуча ботинками, — не появилась ли нефть? Иван еще не вернулся. К вечеру закачались сосны, засвистел ветер, метель понеслась в разные стороны. Ивана не было. Вот, кажется, идет машина… нет, это гудят печи, воет вьюга. Вот идет! Нет, это мурлычет котенок. Другие машины светили фарами, другие моторы слышались сквозь буран. Мы сбились в камералке в молчаливой тревоге. Рая держала в руках телефон, словно икону. Страх — это ожидание зла. Ничего плохого может и не произойти, но человек уже изглодан страхом. Так мы сидели, пока не заснули дети, и долго разговаривали потом.

Утро пришло хмурое. Дорог как не бывало, сугробы поднялись под самые окна. Мы расчистили тропку, чтобы ребятишки ушли в школу. Я засела за работу. Рая стукнула в стенку «Ушла за молоком», и вновь стих огромный дом, пустыня, с единственной живой душой, моей, именинницы. Вдруг ухо насторожилось — мотор? Ближе, ближе, и зеленый капот нашей «Нивы» качнулся у калитки.

— Иван!

А он и вот он, горячий, морозный, пропахший бензином. Никуда бы его не отпустила, никому бы не отдала! «Почему не звонил, почему не звонил?» Бережно сняв с плеча мою руку, он вложил в нее подарок, золоченую ложечку с ясной цветной эмалью. Вот зачем он гонял в город, пробивался снегами, чуть не замерз, как ямщик в чистом поле!

Поющая нежность обвила меня, чуть-чуть и поплыла бы по воздуху прекрасной мелодией, обратилась бы в цветок… Так я стояла, прижав руки, не шевелясь, чтобы не вспугнуть свою радость. Он же давно исчез, добрый молодец, помчался на буровую как на свидание.

После обеда мы втроем сидели в камералке. На мне был любимый малиновый свитер и зеленые брючки длиной чуть ниже колена, с разрезиками по внешним швам, за что местные модницы окрестили их «недошитыми» и спешно нашили себе точно таких же. Иван по-хозяйски развалился за столом у самой двери, хмельной и лукавый, а Рая — Рая наслаждалась, простая душа, его благополучным возвращением, его превосходным расположением духа.

Идиллию нарушил Людвиг.

— Нефть идет, Николаич, — сказал он, входя с мороза в затертой телогрейке, ватных штанах, рассевшихся грязных валенках. — Пена мазутная, в точности. Глянь, как перепачкался.

Я захлопала в ладоши.

— Ура! Это для меня, ко дню рождения. Чем не производственный подарок?!

— У тебя рождение, Алексевна? Вот не знал. Поздравляю. Давай бог здоровья, как говорится, богатства и хорошего жениха.

— А богатства зачем? — рассмеялась я.

— Сама золото, — подхватил он. — Высшей пробы, как говорится.

— А ты откуда знаешь? — расхохотался Иван.

Людвиг смутился, мельком взглянул на Раису.

— Где уж нам… султан'aм, — пробормотал в сторону.

— Что? — невнятно обеспокоилась Рая, но он уже замолчал и направился к двери.

Спасая положение, я бросилась к нему.

— А за хорошего жениха благодарю от души, от души, от души, — и расцеловалась с мастером.

— Горько, — не по-хорошему сказал Иван.

— Людвиг, — продолжала я, — приходи ко мне на праздник.

Он смущенно развел руками.

— Подарка нет. Знать бы ране, такой бы отгрохал, — он был уже на пороге.

— Нефть принеси, — улыбнулась я.

— Насмешка это. А я бы ничего не пожалел, я бы в город слетал, раз такое дело.

И не успел он договорить, как сильный удар чуть не сбил его с ног.

— Убирайся! — заорал Иван, швыряя на него дверь ногою.

Мастер остановился, схватившись за спину, ожидая разъяснительной шутки.

— Убирайся! — и дверь влетела намертво, и гул прошел по стенам.

Я окаменела. В коридоре шаркали удаляющиеся шаги. Иван сидел, трудно дыша, с тяжелым обезображенным лицом. Опустив голову, я молча ушла к себе.

Ничего-то сегодня не было, ни ложечки, ни… этого. Они уничтожили друг друга. Остается собрать черные палочки и поплакать над ними, вот все, что осталось от воздушных замков моей любви. Как мне жить? Я уже не могу не судить Ивана. Как мне жить?

от Марины 22 декабря

Что же ты молчала, негодница, про день своего рождения? Я бы нашла, чем тебя порадовать, только вчера отослала вам коробку подарков. Теперь не успею, завтра улетаю в Болгарию на горнолыжный курорт. Как видишь, соблазн подействовал. Накупила побрякушек не хуже твоей Раисы, красиво осветлила волосы, не забыла и вечернее платье для новогодней ночи. Смешно? А пропади она пропадом, эта гнилая жизнь, безлюбая любовь! Поеду, развеюсь, имею же я право.

Что же до твоего огорчения, то вспомни наш давний разговор. Грубость, хамство — это может ранить тебя всю жизнь. Лично я даже довольна тем, что Иван, наконец-то, показал себя во всей красе, развеял твою воздушность, зацепил тебя за живое. Бежать тебе некуда, жаловаться некому, единственный выход — в самой себе.

«Главное, не строить из себя жертвы!». Ась? Так-то.

На сладкое же получай отзыв Котика, слышанный собственными ушами в его кабинете.

— Толковая девчонка, — бормотал он, читая твой отчет и царапая пятерней рыжую шерсть на затылке. — Толковая девчонка, заешь меня собаки.