– Надо держаться от тебя подальше, - Ингемар улыбался, но неубедительно, - дампиры как суккубы - это не я сказал, заметь - толкают на грешные поступки...

– А для тебя, Мастер, существует такая моральная категория как грех?

– Для меня - нет. Для автора этих слов...

– Что же удерживает тебя от того, чтобы с головой окунуться в грех?

Ингемар посмотрел на меня серьезно и внимательно, оценивая.

– То, что ты все равно никуда не денешься. А торопиться я не люблю.

– Благодарю за откровенность, Ингемар.

– Хм, а мне нравится, что ты такая.

– Какая?

– Холодная.

– Я не холодная. Я благоразумная.

Я улыбалась, чтобы не дать ему понять, что же у меня на сердце на самом деле. Не знаю... мне отчего-то отчаянно захотелось к Мане. Только к нему - со всеми его заскоками и диктатом. О небо... А не Мана ли - та булавка, которой Ингемар приколол меня к фанере? Вот и не торопится наш белокурый Мастер...

Стало так паршиво и тревожно, что захотелось на ходу выскочить из этой машины. Сделав пару глубоких вдохов, я снова улыбнулась Ингемару. Покорных они не любят. Значит, самое время стать амебой.

– Можно мне еще шампанского, Ингемар?

– Конечно. А что ты любишь пить?

– Мартини и вино. Шампанское тоже люблю, особенно с апельсиновым соком.

– Учту это на будущее.

– Ингемар, а куда мы едем?

Надеюсь, я не исчезну для всех этим утром из Киева. Ах нет, его величество ведь не любит торопиться...

– Я хотел прогуляться с тобой по Киево-Печерской Лавре.

О нет, он не шутил. Должна признать, меня несколько поразил такой выбор места для прогулки.

– Прости... разве вампиры не отрицательно относятся к религии?

– Те, кто искренне веровал - резко отрицательно.

– Почему?

– Потому что атрибуты их религий могут им навредить. Вот такая злая ирония, - Ингемар улыбнулся.

– Значит, ты не веровал?

– Когда я приехал сюда, до повального крещения Руси было еще много лет. Позволь, я расскажу тебе все на месте.

Я согласно умолкла, попивая шампанское, на всю оставшуюся дорогу.

На скользкой брусчатке, что вела вдоль древних стен с бойницами, шли мы с Ингемаром об руку вниз, как бы в музейную часть Лавры. Я постоянно поскальзывалась, именно поэтому Мастер киевских вампиров счел нужным взять меня за руку. Дул обжигающе холодный ветер, я жалела, что не надела шубу подлиннее. По своей автомобильной привычке я совершенно забросила красивую длинную шубку "под лисицу" из дорогого искусственного меха. Носила короткую темно-красную.

– Мастер, не хочу показаться наглой или невежливой, но долго ли мы будем гулять? Очень холодно.

– Не очень долго, не беспокойся. И зайдем погреться в церковь.

Я покосилась на Мастера. Нет, он не шутил. Ладно...

Он вел меня совершенно целенаправленно в одно место. Я не могла понять куда. К пещерам? В Крестовоздвиженский храм? К памятнику Петру Могиле? К Аннозачатьевской... Нет, и я вскоре перестала гадать, хромая на камнях, выстилающих наш путь.

В морозной дымке, что стояла над монастырем, выросшем некогда на берегу Днепра, казалось, что Лавра парит над городом. Честно, я верующая, хоть и не слишком усердно посещаю храмы и держу посты. К тому же, институт священнослужения кажется мне столь фальшивым и ненужным, что к церковникам я отношусь со скепсисом и невеликой долей почтительности. Однако же церкви я считаю святыми местами. Намоленные годами - а в случае Лавры и веками - места очищают душу. И неважно - хожу ли я по самой Лавре в юбке до пола и платке, или валяюсь на пляже на противоположном берегу на пляже в трусах и порой без лифчика - все равно в блеске куполов, в звоне колоколов, приносимом с ветром, в темных очертаниях маковок на фоне розового заката я чую что-то глубоко мистическое. Глубже, чем то, что пытаются преподнести нам служители церкви.

Ингемар остановился на дорожке там, откуда хорошо был виден Днепр. Я, задумавшись, слегка врезалась в Мастера.

– Меня всегда считали неплохим рассказчиком, - Ингемар улыбался, - так что и эту мою историю стоит начать красиво. И наглядно. Здесь.

Я замерла, жалея лишь, что сейчас не может резко потеплеть - ну хотя б на три градуса...

– Некогда на этом месте не было никаких строений. Были лишь зеленые летом, черно-белые зимой склоны Днепра. Так вот, эти зеленые склоны я видел еще при жизни и в основном плывя по течению этой реки. А вот черно-белыми я эти места узрел уже по смерти. И видел долгое время только при свете луны...

Я внимала Ингемару. Нет, пожалуй, стоит померзнуть, чтобы услышать это.

– Когда мой отец сел на княжение в Киеве, мне было лет двенадцать или около того. И первые годы своей жизни я помню плохо. Я жил инстинктами, я был зверенышем, обожал войну и оружие. Я мог спать хоть на голой земле, я не знал, что такое тяготы походов - для меня это не были тяготы. Мы с отцом водили наше войско на Царьград, еще до его вокняжения - и я не думал о том, какие политические или финансовые аспекты мы преследуем, какую тактику используем, даже не задумывался о том, как форсировать пролив у стен города и зачем вообще это делать... Я думал только о том, как произойдет бой у стен, как мы захватим город и уничтожим тех, кто имел наглость спокойно жить на НАШЕЙ земле. Хотя тот факт, что мы вырезали всех, кого нашли вокруг города и ушли с богатейшей добычей по своей великодушной воле, тоже тешил мою, видно, не совсем звериную натуру. Более сложная эмоция - я почуял власть, и тогда мне захотелось ее пуще жизни...

Я помню, как мальчишкой бегал по лесам, что окружали Киев. У меня была собака и несколько друзей не из знатных. Я подминал всех под себя совершенно играючи, я и представить не мог, что может быть иначе... Думаю, Гайя, ты можешь по нескольким этим моментам понять, что за ребенок я был.

Я кивнула.

– Знаешь, Ингемар, - сказала я, пряча руки в рукава, - когда я впервые увидела тебя, то забыла спросить твое имя. И про себя окрестила "Волком"... Вижу, что не зря.

Мастер улыбнулся, заслоняя меня от ветра. Улыбка вышла отстраненной, и я предложила ему продолжать.