— Ты на меня не сердишься за вчерашнее? — спросила Сильвия.

— Разве я могу на тебя за что-нибудь сердиться?

— Сам видишь, я пришла, как только сумела. И знаешь, всю дорогу бежала. Слышишь, как у меня колотится сердце?

— Ты просто прелесть.

— А теперь мне пора. Если хочешь, встретимся завтра в час. На дороге в Порш.

— Я в это время должен дежурить, но как-нибудь устроюсь, — сказал Жюльен.

Сильвия уже отошла на несколько шагов. Потом оглянулась и крикнула:

— Попроси своего поэтишку заменить тебя. Он может для нас это сделать. Поэтам положено быть друзьями влюбленных.

Она помахала рукой и убежала.

Жюльен медленно направился к посту наблюдения. Ему казалось, что все сияние этого летнего вечера сосредоточилось в его груди — все сияние и вся свежесть, которая уже утишила мучившую его прежде боль.

В ту ночь Ритер не вернулся домой. На следующее утро Каранто, ходивший за почтой, обнаружил его в конце аллеи: парижанин был мертвецки пьян, он лежал прямо на земле, уткнувшись лицом в ограду.

В августе англичане сделали попытку высадиться в районе Дьеппа. Несколько дней все разговоры вертелись вокруг этой темы, и война снова как бы приблизилась. Когда Жюльен рассказал об этом Сильвии, она заметила, что Мобеж расположен к северу от Дьеппа, но лицо у нее оставалось спокойным и непроницаемым. Известие о высадке родило у людей проблеск надежды. Никто не хотел верить вишистской прессе, где говорилось о полном поражении англичан и указывалось, что они понесли большие потери. Когда сомнений в этом уже не осталось, люди постарались поскорее забыть о катастрофе.

В течение лета и начала осени Сильвия и Жюльен трижды ездили в Альби. И всякий раз Жюльен испытывал огромную радость, она переполняла его сердце блаженством и надеждой. Молодые люди продолжали скрывать свою любовь от посторонних, но часто вели себя опрометчиво и сами весело смеялись над собственной неосторожностью, когда опасность была уже позади. Ритер однажды сказал Жюльену:

— Напрасно ты волнуешься: существует бог, покровительствующий влюбленным. И он, верно, заодно с богом, который покровительствует пьяницам: в тот вечер, когда ты вновь обрел свою фею, меня мучила такая жажда, что если бы твоя Дульцинея не помогла мне от тебя избавиться, я бы подох на посту наблюдения, точно рыба, вытащенная из воды.

Октябрь оставил следы ржавчины на деревьях городского парка, и, ожидая Сильвию, Жюльен слагал для нее стихи, в которых важное место занимали сухие листья, гонимые ветром. Присутствовали в них и все признаки зимы, иногда упоминалась и смерть. Молодые люди читали эти стихи вместе; Сильвии нравилась пронизывавшая их меланхолия, скорбная любовь, в которой слышались затаенные слезы, и омраченные тучами небеса В серенькие дни они подолгу сидели на скамье, не говоря ни слова и не сводя глаз с неподвижной поверхности водоемов. Их любви были свойственны часы безмятежного покоя, мягкой и глубокой нежности. Они ждали, сами толком не зная чего. Надеялись, хотя не могли бы точно сказать, на что именно. Война по-прежнему шла далеко, но она нависала над всем сущим. Не понимая, к чему она ведет, не зная, чем она кончится, каждый ждал конца войны, ибо это должно было разрешить все проблемы.

Вечером восьмого ноября разнесся слух, будто американцы и англичане атаковали морскую базу в Касабланке. Солдаты на посту наблюдения собрались вокруг приемника: они старались поймать передачу Би-би-си, но из-за сильных помех ничего нельзя было разобрать.

— Это доказывает, что произошло нечто серьезное, — заметил Каранто. — В другие дни фрицы не так старательно глушат передачи.

— Помолчи, олух, — рассердился Лорансен, — все дело в нашем приемнике.

— Лорансен прав, — вмешался Тиссеран. — После Дьеппа я больше ни в какие высадки и десанты не верю.

Некоторое время они еще препирались, потом Тиссеран, которому надо было первым заступать на дежурство, уселся возле телефона, а остальные поднялись к себе в комнату. Не было только Ритера — он еще не возвратился из города.

Солдат разбудили еще до зари. Открыв глаза, Жюльен увидел, что над кроватью сержанта Верпийа склонился Каранто. В комнате горел свет, кто-то из товарищей приподнялся на локте, другой повернулся на бок и натянул одеяло на голову.

— Мог бы прикрыть свет, ведь спать охота! — крикнул Тиссеран.

Лицо у сержанта было хмурое. Каранто что-то возбужденно говорил ему. Вдруг Верпийа резко отбросил одеяло, соскочил с кровати и крикнул:

— Подъем! Быстро!

— Как бы не так, — проворчал кто-то.

— Приказываю немедленно встать! Через пять минут все должны быть внизу в полной готовности. Я иду звонить по телефону командиру части.

Солдаты все еще колебались, и тогда сержант торопливо объяснил, что Каранто принял приказ капитана поднять по тревоге весь личный состав. Озабоченный вид Верпийа произвел на всех впечатление.