Просто умереть. Он вспомнил, как обещал матери, что они все увидятся во Фрипорте. Он пообещал это с легким сердцем, почти не задумываясь. Вчера утром, в девять часов, его прибытие во Фрипорт было чем-то само собой разумеющимся. Но это больше не игра, это трехмерная реальность, и вероятность войти во Фрипорт на окровавленных культяпках выглядела теперь очень вероятной вероятностью.

Кого-то еще застрелили... на этот раз позади. Стрелок прицелился плохо, и несчастливый обладатель билета очень долго неприятно кричал, пока еще одна пуля не оборвала его крик. Без какой бы то ни было причины Гэррети подумал о беконе, и рот его наполнился тяжелой, кисловатой слюной, отчего его едва не стошнило. Интересно, а 26 — это необычно высокий или необычно низкий показатель для 75-ти миль?

Его голова медленно опустилась вниз, и ноги пошли сами по себе. Он думал о похоронах, на которых побывал в детстве. Хоронили Фрики [19] Д'Аллессио. Не то чтобы его на самом деле звали Фрики, нет — его звали Джордж, но все дети называли его Фрики, потому что он был немного косоглазым...

Гэррети помнил, как Фрики ждал, чтобы его выбрали в команду по бейсболу, и всегда оставался в числе последних, и как его поломанные глаза перемещались с одного капитана на другого, светясь надеждой, словно у теннисного фаната, наблюдающего матч. Его всегда ставили в глубоком центре, куда долетало не так много мячей, и он не мог причинить особого вреда; один его глаз почти совсем ослеп, и ему не хватало ощущения глубины, чтобы оценивать расстояние до мяча. Однажды мяч полетел к нему, и пока Фрики хватал перчаткой воздух перед собой, врезался ему в лоб с громким бом!, как будто дыню раскололи рукоятью кухонного ножа. На его лбу еще неделю виднелся отпечаток этого удара, похожий на клеймо.

Фрики сбила машина на Федеральной дороге № 1 неподалеку от Фрипорта. Одни из друзей Гэррети, Эдди Клипштейн, видел, как это произошло. На целых шесть недель он поработил всех детей рассказами о том, как машина стукнула велосипед с сидящим на нем Фрики Д'Алессио, как Фрики перелетел через руль, (а удар был так силен, что его плебейские ботинки остались на месте), как его ноги нелепо раскачивались в этом коротком, бескрылом полете, который очень скоро закончился у каменной стены, в которую Фрики врезался головой, и как его мозги растеклись по этой стене, больше похожие на выдавленный из тюбика клей.

Гэррети пошел на похороны Фрики, но прежде, чем попасть на них, он едва не избавился от завтрака, думая о том, увидит ли голову Фрики растекшейся в гробу как гигантская капля клея «Момент», но Фрики выглядел хорошо, на нем была его спортивная куртка и галстук, и значок за посещение собраний бойскаутов, у него был такой вид, будто стоит кому-нибудь произнести слово «бейсбол», как он тут же встанет из гроба и пойдет. Косые глаза покойника были закрыты, и Гэррети, в общем, испытал облегчение.

Это был единственный покойник, которого Гэррети видел, прежде чем попал сюда, и это был чистый, аккуратный покойник. Ничего общего с Эвингом или парнем в водонепроницаемом плаще, или Дэвидсоном с кровью на бледном, усталом лице.

Мир свихнулся, накатило вдруг на Гэррети тягостное понимание. Просто-напросто повредился умом.

Без четверти четыре он получил первое предупреждение и дважды сильно ударил себя по лицу, чтобы проснуться. Его тело совершенно продрогло. Почки ныли, но в то же время, он чувствовал, что не хочет пока что в туалет. Возможно это только воображение, но ему показалось, что звезды на востоке стали чуть бледнее. С изумлением он понял вдруг, что вчера в это же время он спал на заднем сиденье автомобиля, который вез его к границе. Он словно наяву видел себя, развалившегося там, лежащего на спине без движения. Ему ужасно захотелось вернуться туда. Всего лишь на сутки назад.

Без десяти четыре.

Он огляделся вокруг, испытывая особый род удовольствия — равнодушный, одинокий — от того, что был одним из немногих бодрствующих и в полном сознании. Определенно становилось светлее, света было уже достаточно для того, чтобы разглядеть отдельные черты шагающих рядом силуэтов. Бейкер шел впереди — это точно был Арт, Гэррети узнал его хлопающую на ветру рубашку в красную полосу — а рядом с ним и МакФриз. Он удивился, увидев Олсона слева от себя — тот шел рядом с вездеходом. Гэррети был уверен, что Олсон получил свой билет в эти утренние часы вместе с прочими, и был даже благодарен за то, что ему не пришлось этого увидеть. Сейчас было еще слишком темно, чтобы понять, как он выглядит, но голова его болталась вверх-вниз в такт ходьбе, как у тряпичной куклы.

Перси, чья мама так драматично появлялась время от времени, оказался теперь неподалеку от Стеббинса. Он шел каким-то перекошенным шагом, как моряк, только что сошедший на берег после долгого рейса. Также Гэррети заметил Гриббла, Харкнесса, Уаймана и Колли Паркера. Большинство его знакомых по-прежнему были в игре.

К четырем часам горизонт стал заметно светлеть, и Гэррети ощутил подъем. Теперь он вспоминал черный туннель ночи с ужасом, и не понимал, как вообще сумел пройти его.

Он немного ускорил шаг, догоняя МакФриза, который шел, опустив подбородок на грудь; его полуоткрытые глаза были безжизненны и пусты, он скорее спал, чем бодрствовал. Тонкая струйка слюны свисала из уголка его рта и ловила собою первое робкое прикосновение рассвета, отражая его свет с изумительной точностью. Гэррети завороженно уставился на это странное явление. Ему совсем не хотелось выводить МакФриза из его дремы, сейчас ему было вполне достаточно просто находиться рядом с человеком, который ему нравится, который тоже пережил эту ночь.

Они прошли мимо каменистого, чересчур пологого луга, окруженного забором из обтесанных жердей, на котором неподвижно стояли пять коров, смотрели на Идущих и задумчиво жевали. Маленькая собака выбежала со двора и затявкала на них. Солдаты подняли винтовки, готовые застрелить животное, если оно вдруг помешает кому-нибудь из Идущих, но пес только носился взад-вперед вдоль обочины, храбро бросая им вызов с безопасного расстояния. Кто-то сипло крикнул, приказывая ей заткнуться нахрен.

Гэррети впал в некое подобие транса, наблюдая за тем, как начинается рассвет. Он смотрел как небо и земля постепенно светлеют. Смотрел, как белая кромка на горизонте становится сначала нежно-розовой, потом красной, и наконец золотой. Еще один человек сошел с дистанции, прежде чем ночь окончательно сдалась, но Гэррети едва ли слышал выстрелы. Ярко-красная дуга солнечного диска выглянула из-за горизонта, потом вдруг скрылась за маленькой тучкой, и тут же вернулась, стремительно одолев ее. День обещал быть прекрасным, и Гэррети приветствовал его полуосознанной мыслью: слава богу, я умру при свете дня.