Считается, эта лестница в двадцать восемь мраморных ступеней находилась во дворце Пилата. Когда Христа вели на допрос, на нее упали капли его крови. Елена, мать Константина Великого, перенесла ее из того дворца, оплота Антония, в Рим.

Мы прошли еще к часовне, хотя время было уже исчерпано. У меня там было особое дело — правда, не то, чтобы на коленях вползти по ступеням, чем, впрочем, даже папы не гнушались, поскольку это считается чрезвычайно похвальным. То было скорее стремление к аутентичности или, если хотите, к непосредственной сфере влияния реликвии, при всем предубеждении к памятным вещам, которые Елена перенесла из Иерусалима. Тут был и святой крест.

Желание аутентичности влечет не к красоте, а к подлинности вещей, особенно к непрерываемому материальному преданию. В этом мы много приобретаем; подписанная мастером картина ценнее картины пусть и более красивой, но вызывающей сомнение в подлинности.

Здесь перед лестницей кажется возможным, что она была «той». На ступенях начертаны римские знаки, и промежуток в две-три сотни лет во дворце значит не много. В Иерусалиме я стоял в переднем дворе претория; его плиты служили легионерам игровой доской. Там еще можно было увидеть процарапанные поля и линии. Это веское подтверждение. Возможно, там играли стражники, когда мимо проводили Христа, — вероятно, те самые, которые потом разделили одежды.

Лестница была еще заполнена набожным людом, собиравшим там подаяния. Ступени обшиты деревом, в противном случае они уже давно были бы стерты бесчисленными коленями. Объявления сулят девять лет отпущения грехов за одну ступеньку; я спросил себя, какой инстанцией был выработан прейскурант очистительного огня. Предприятие оказалось настолько доходным, что даже церковный собор не смог положить ему конец, вопреки настоянию многих епископов. Идея ведь тоже блестящая: сначала изобретение огромных мучительных промежутков времени, затем дробление их для продажи в розницу.

Капитуляция церкви перед обычной историей еще позорнее капитуляции перед естественными науками, которыми можно просто не заниматься. А здесь истина становится заложницей голых фактов.

Когда дух, человек, зверь переносит нас через реку времени, с одного берега на другой, достигается Великое, безо всяких исторических документов. И если воспоминание об этом величайшем из деяний связано с каким-нибудь именем, как имя Христофора, то даже лучше, что персона теряется в дымке времени.

Речь здесь идет о мифе и его стоящей выше происходящего, определяющей факты, даже созидающей их силе.

По возвращении мы беседовали на эту тему и в связи с ней о вычеркивании многих святых в результате решений церковного собора. Среди них, должно быть, были также широко известные и глубоко почитаемые. Почему? Потому что они не подтверждались исторически. Разве недостаточно их харизмы? Хотелось бы думать, что она становится тем сильнее, чем больше они ускользают от времени.

К Стефану Андресу. По пути ненадолго в замке Святого Ангела. В фойе можно наблюдать различные этапы перестройки; по-прежнему сохраняется впечатление мощного, возведенного по этрусскому образцу кургана. Изначально его увенчивали кипарисы; круг римских и греческих статуй низринулся на напавших готов. Власть, сконцентрированная власть с ее переменами, сокровищами, ее узилищами и злодеяниями. Задуман сначала как дом мертвых. Центральное положение, с платформы великолепный вид на Ангельский мост и Тибр, дальше на Ватикан. Огромные количества каменных ядер различного калибра, уложенных аккуратными слоями, здесь же баллисты и катапульты с железной дугой, как арбалеты. Я задумался о технике скручивания. Было жарко; травертин отражал свет. В зале с аллегорическими фигурами я отметил два изречения:

У женщины со змеей: «Ante consulas, post agas» [707] . У карлика с весами: «Sit modus in rebus! [708] » Тому, кто погребен так богато, как Адриан, не избежать грабежа. Рок власти действует и после смерти.

На Авентине. Аромат цветущих апельсинов. Площадь Мальтийских рыцарей с «самой красивой замочной скважиной на свете». Взор экранирован живой изгородью, словно трубой, в которой виден купол собора святого Петра. Это напомнило мне пресловутые перьевые ручки, которыми мы забавлялись в школе. Беспрестанно пешком или на машинах на минутку прибывали любители подсмотреть в замочную скважину.

Церковь мальтийцев была заперта или в нее пускали только по удостоверению. Мы хотели увидеть там спроектированный Пиранези главный алтарь, а также его могилу. По тихим улицам «зеленого» Авентина спустились к Сан - Саба [709] . Церковь была построена в VII веке на том месте, где стояла молельня святой Сильвии, матери Григория Великого [710] . Rifatta в 1205 году, restaurata в 1465 году, ripristinata [711] в 1943 году. Это напоминает костюмы; чем больше их латают и перелицовывают, тем меньше виден тот, кто их носит. Бытие испаряется в видимости, содержание в издержках, и этого уже не изменить даже пуританам. Из доказательства, что пустота в самом деле пуста, вряд ли можно извлечь назидание и утешение. Рационализм среди прочего имеет и привкус коварства. Обычай японцев воссоздавать обветшавшие храмы точно по старым размерам заслуживает внимания; правда, древесина больше подходит для этого, нежели камень.

В Санта-Сабину [712] ; там мы увидели знаменитую дверь, кипарис, сцены из обоих заветов, редкий реликт раннехристианской работы по дереву. Церковь недавно упрощена, очищена, приведена в состояние V века. Несмотря на некоторые краски, использованные при работе, она сохраняет благородный серый цвет. Пощадили несколько особенно красивых надгробных памятников эпохи барокко.

Дальнейшие прогулки по городу. Мое усердие порадовало бы мою мюнхенскую бабушку, воскресное удовольствие которой состояло в переходе из одной церкви в другую. Моя мать эмансипировалась от этого, когда начала читать Ибсена и Ведекинда. Хотя мотивы моих посещений отличаются от мотивов простой женщины, они по глубинной сути похожи на них. Говорят, что внуки по некой спирали снова сближаются с бабушками и дедушками.