Том 1. Стихотворения 1906-1920
вернуться

Цветаева Марина Ивановна
Шрифт:

Август 1919

«Два дерева хотят друг к другу…»

Два дерева хотят друг к другу. Два дерева. Напротив дом мой. Деревья старые. Дом старый. Я молода, а то б, пожалуй, Чужих деревьев не жалела. То, что поменьше, тянет руки, Как женщина, из жил последних Вытянулось, — смотреть жестоко, Как тянется — к тому, другому, Что старше, стойче и — кто знает? — Еще несчастнее, быть может. Два дерева: в пылу заката И под дождем — еще под снегом — Всегда, всегда: одно к другому, Таков закон: одно к другому, Закон один: одно к другому.

Август 1919

«Консуэла! — Утешенье…»

Консуэла! — Утешенье! Люди добрые, не сглазьте! Наградил второю тенью Бог меня — и первым счастьем. Видно с ангелом спала я, Бога приняла в объятья. Каждый час благословляю Полночь твоего зачатья. И ведет меня — до сроку — К Богу — по дороге белой — Первенец мой синеокий: Утешенье! — Консуэла! Ну, а раньше — стать другая! Я была счастливой тварью! Все мой дом оберегали, — Каждый под подушкой шарил! Награждали — как случалось: Кто — улыбкой, кто — полушкой… А случалось — оставалось Даже сердце под подушкой!.. Времячко мое златое! Сонм чудесных прегрешений! Всех вас вымела метлою Консуэла — Утешенье. А чердак мой чисто мéтен, Сор подобран — на жаровню. Смерть хоть сим же часом встретим: Ни сориночки любовной! — Вор! — Напрасно ждешь! — Не выйду! Буду спать, как повелела Мне — от всей моей Обиды Утешенье — Консуэла!

Москва, октябрь 1919

Але

«Ни кровинки в тебе здоровой…»

Ни кровинки в тебе здоровой. — Ты похожа на циркового. Вон над бездной встает, ликуя, Рассылающий поцелуи. Напряженной улыбкой хлещет Эту сволочь, что рукоплещет. Ни кровиночки в тонком теле, — Все новиночек мы хотели. Что, голубчик, дрожат поджилки? Все как надо: канат — носилки. Разлетается в ладан сизый Материнская антреприза.

Москва, октябрь 1919

«Упадешь — перстом не двину…»

Упадешь — перстом не двину. Я люблю тебя как сына. Всей мечтой своей довлея, Не щадя и не жалея. Я учу: губам полезно Раскаленное железо, Бархатных ковров полезней — Гвозди — молодым ступням. А еще в ночи беззвездной Под ногой — полезны — бездны! Первенец мой крутолобый! Вместо всей моей учебы — Материнская утроба Лучше — для тебя была б.

Октябрь 1919

«Бог! — Я живу! — Бог! — Значит ты не умер…»

Бог! — Я живу! — Бог! — Значит ты не умер! Бог, мы союзники с тобой! Но ты старик угрюмый, А я — герольд с трубой. Бог! Можешь спать в своей ночной лазури! Доколе я среди живых — Твой дом стоит! — Я лбом встречаю бури, Я барабанщик войск твоих. Я твой горнист. — Сигнал вечерний И зорю раннюю трублю. Бог! — Я любовью не дочерней, — Сыновне я тебя люблю. Смотри: кустом неопалимым Горит походный мой шатер. Не поменяюсь с серафимом: Я твой Господен волонтер. Дай срок: взыграет Царь-Девица По всем по селам! — А дотоль — Пусть для других — чердачная певица И старый карточный король!

Октябрь 1919

«А человек идет за плугом…»

А человек идет за плугом И строит гнезда. Одна пред Господом заслуга: Глядеть на звезды. И вот за то тебе спасибо, Что, цепенея, Двух звезд моих не видишь — ибо Нашел — вечнее. Обман сменяется обманом, Рахилью — Лия. Все женщины ведут в туманы: Я — как другие.

Октябрь 1919

«Маска — музыка… А третье…»

Маска — музыка… А третье Что любимое? — Не скажет. И я тоже не скажу. Только знаю, только знаю — Шалой головой ручаюсь! — Что не мать — и не жена. Только знаю, только знаю, Что как музыка и маска, Как Москва — маяк — магнит — Как метель — и как мазурка Начинается на М. — Море или мандарины?

Москва, октябрь 1919

«Чердачный дворец мой, дворцовый чердак…»

Чердачный дворец мой, дворцовый чердак! Взойдите. Гора рукописных бумаг… Так. — Руку! — Держите направо, — Здесь лужа от крыши дырявой. Теперь полюбуйтесь, воссев на сундук, Какую мне Фландрию вывел паук. Не слушайте толков досужих, Что женщина — может без кружев! Ну-с, перечень наших чердачных чудес: Здесь нас посещают и ангел, и бес, И тот, кто обоих превыше. Недолго ведь с неба — на крышу! Вам дети мои — два чердачных царька, С веселою музой моею, — пока Вам призрачный ужин согрею, — Покажут мою эмпирею. — А что с Вами будет, как выйдут дрова? — Дрова? Но на то у поэта — слова Всегда — огневые — в запасе! Нам нынешний год не опасен… От века поэтовы корки черствы, И дела нам нету до красной Москвы! Глядите: от края — до края — Вот наша Москва — голубая! А если уж слишком поэта доймет Московский, чумной, девятнадцатый год, — Что ж, — мы проживем и без хлеба! Недолго ведь с крыши — на небо.