Туманное Звено. Стихотворения
вернуться

Гингер Александр Самсонович
Шрифт:

ОТКРЫТКА

Озеро трепещет серебром. Трепетны еще иные вещи. Например, за кожей и ребром сердце ожидающих трепещет. Собирает пенная кайма семь неуловимых излучений… Так меж строк открытого письма скрыты строки внутренних речений. Славно блещут камешки на дне. Трудно славу добывать словами… …Я не для нее наедине в рифму разговариваю с вами.

МЫСЛЬ

Уверенно, воздушно и упруго (пускаясь в путь уже не в первый раз), как плотный холст спасательного круга, несет меня над хлябью мысль о вас. Она венком ныряет над пучиной (венок не из сплошных, конечно, роз). Она — стихов является причиной и даже иногда — причиной слез. Ей снится сон мучительный и светлый (как звук предсмертной песни лебедей). Зачем так много силы безответной в порывах нерешительных людей?

СОН

Мечта моя на внутреннем огне медлительно но верно закипала. Основываясь на минувшем дне, я удовлетворенно засыпала. Как иглы, жарким полднем, на сосне, душа моя от жажады рассыпалась… В ту ночь я Вас увидела во сне: я падала, когда я просыпалась. Я слышала, как падала земля: моя могила заступом копалась. Кругом темнели голые поля… Я плакала, когда я просыпалась. Чтоб скрытой не тревожиться судьбой, чтоб честь моя и в снах не оступалась, должна я посмеяться на собой: — я выспалась… когда я просыпалась.

РУКА

Когда душа, строптивая вначале, склоняется во сне к другой подчас — сон состоит из счастья и печали… но явь дает ей лишь вторую часть. От этой части днем душа худеет, оставив сладость пищи на потом. Действительно — рукою чародея ей сновиденье вносит пищу в дом. Знакомьтесь, не спеша, с душой такою, которая, от голода дрожа, во сне — вас гладит гладкою рукою, а наяву пугливее ежа. Никто сказать душе такой не вправе, что сон ее построен на песке. Бывает сон, что явственнее яви, и слово, что висит на волоске. У слов таких возвышенна основа. Они — не для бумаги и чернил… И Осип Мандельштам такое слово с тяжелым камнем некогда сравнил.

РАВНОВЕСИЕ

I. «Все в юности ромашку обрывали…»

Все в юности ромашку обрывали. Я не красива и не молода. Поэтому на мой вопрос едва ли цветок яичный мне ответит «да». И я стою, его не вопрошая, оружья не имея для борьбы. Но есть во мне уверенность большая в непогрешимости моей судьбы.

II. «Мне кажется убийственной…»

Мне кажется убийственной несогласованность сердец. Что ложь бывает истиной и мне открылось наконец. Смотрю и вижу явственно — мечтаньем совесть заглуша — что может быть безнравственной и целомудренной душа.

III. «Как заключенный, тающий от муки…»

Как заключенный, тающий от муки и близкий к сумасшедшим рукавам, по вечерам я опускаю руки, бессильные от сильной тяги к вам. Но если б, друг мой, ангелом была я, я подняла б над вами два крыла, чтоб скука жизни, тусклая и злая, вас в будущем коснуться не могла.

IV. «Блестят на солнце яблоко и слива…»

Блестят на солнце яблоко и слива, имея тени вечное клише: явление прилива и отлива знакомое сознательной душе! Плоды горят одним открытым боком, направленным к блаженной теплоте. А бок другой в смирении глубоком, и краски там совсем уже не те.

СОЛЬ

Неосторожно названная Анной, я родилась с ущербною луной. На первый взгляд, увы, кажусь я странной, но взгляд второй мирит тебя со мной. Пусть скорбь дала мне горькую зарубку, по имени я все же — благодать. Сжимая сердца дышащую губку, стараюсь я всю соль мою отдать. Соленый ветер взмылил зыбь (и сушу испепелил), когда я вышла жить… Открой свою обугленную душу, чтоб я могла мой груз в нее вложить. Подводный мир сливается с высоким, когда туман сиянием гоним… Корабль плывет, и все мирские соки кипят и разливаются пред ним. Плывет он осмотрительно и плавно — не доплывет до цели никогда. Не знаю в чем (быть может в самом главном!) и у него — несчастная звезда.