– У вас все в порядке?
– он устало потер переносицу.

– Почему вы спрашиваете?

– Ваше появление у меня дома весьма необычно. И еще эта срочность... К тому же, - Орман посмотрел ему в глаза, - мне прекрасно известно, что раньше вы не читали мои прогнозы. Во всяком случае, не все. Что вы с ними делали - растапливали печь?

Монах тактично промолчал.

– Поэтому, - продолжил астролог, - у меня есть веская причина полагать, что случилось что-то из ряда вон выходящее, раз вы обратились ко мне. Что-то плохое, с чем вы не в состоянии справиться сам. Когда у человека все хорошо, он погружен в себя и не спешит поделиться радостью с другими, но когда на небосводе сгущаются тучи, он не желает мокнуть под дождь в одиночку.

– Вы как всегда правы. И мне кажется, что вы знаете больше, чем говорите.

– Возможно, - пожал плечами Орман.
– Я непростой человек.

– Вы знаете, что означает мое имя?

– "Затмение". На языке канов. Нет ничего удивительного в том, что вас так назвали, - предупреждая следующий вопрос, добавил Орман.
– Вы родились в минуту, когда луна скрыла собой солнце. И день стал ночью.

– Как патетично... Я знал, что мое рождение пришлось в год затмения, но не знал, что именно в ту минуту, - глухо сказал Дарвей.
– Это очень плохо, да?

– Почему? Вашими устами говорит забитый крестьянин, для которого нет ничего важнее, чем выполнение глупых ритуалов. Это чистой воды суеверие. Затмение - добрый знак, активизирующий силы земли и неба. Знак превращения, перемен. На вас лежит великая ответственность.

– Что ж тут доброго?

– Вам суждено многое изменить, а перемены - это всегда к лучшему. У остальных людей есть выбор, тогда как люди затмения его лишены. Они или идут в нужном направлении или гибнут. Но мне кажется, это не про вас.

– Но я же не один родился в этот миг. Есть тысячи детей...

– Дарвей, не говорите глупостей, - отмахнулся Орман.
– Важно не только время, но и место рождения. Если совпадает одно, то обязательно не совпадает другое.

– Вам лучше знать.

– Так что все-таки случилось? Даже составь я сейчас самый подробный гороскоп, у меня не будет полной картины. Звезды не настолько разговорчивы, как кажется несведущим людям.

– Завтра утром мне предстоит сделать нечто очень важное. Но я не знаю, как это сделать.

– Вы уверены, что вам нужен именно я? Я в убийствах не силен, и не могу дать совет.

– А с чего вы решили, что речь идет об убийстве?

– Дарвей, а разве вы умеете делать что-то другое?

Монах серьезно задумался. Орман отхлебнул еще чая и с видом приговоренного к казни достал чистый лист бумаги и карандаш.

– Кого вы собираетесь убить? Кто этот счастливчик? И где?

– Я не знаю, - виновато ответил Дарвей, понимая, насколько глупо звучат его слова.

– Но тогда как, демоны вас раздери, я могу сказать, удачным будет дело или нет?!

– Просто выясните, что суждено мне в ближайшем будущем. Возможно, в процессе работы появятся какие-то детали, облегчающие толкование.

– Всегда так... Минимум сведений, максимум вопросов...
– проворчал Орман.

– Я обратился к вам, потому что вы лучший.

– Не надо мне льстить. Я себе цену знаю. Ваши данные я помню, остается только подставить в схему координаты возможного места действия. Это Габельн?

– Нет.

– Жаль. У меня есть все расчеты по столице до конца этого года. Ну, не молчите же! Такое впечатление, что вы в пыточной, а я кровавых дел мастер.

– Гиблые горы. Точнее сказать не могу.

Брови Ормана подскочили вверх. Он кашлянул, но сделал необходимую пометку. Первое правило астролога - ничему не удивляться. Если Дарвей собирается развлечься в вотчине орков - это его право.

– Гиблые горы... Замечательно. Мне нужно заглянуть в таблицы. Это займет какое-то время.

– Я подожду.

– Хорошо, - кивнул Орман.
– Если захотите что-то спросить, я буду в кабинете.

Астролог оставил монаха в одиночестве. Дарвей допил чай и с легким стуком поставил чашку. Он не знал, что принесет ему завтрашний день. Неопределенность изводила его. Пора уже было самому себе признаться, что он хотел встретиться с Орманом вовсе не из гороскопа. Во всяком случае, не в первую очередь. Дарвей нуждался в астрологе потому что, тот был нитью связывающей с прошлым.