Орман неестественно рассмеялся, отставил пустую чашку и принялся теребить завязки папки.

– Может, будут лучше, если я пойду в трактир и напьюсь?

– А что вы делали, когда умерла ваша сестра?

– Я?.. Не помню. Честное слово, не помню. Так странно, видеть вас подле себя в такой момент. Именно вас.

– Это оттого, что я никогда не был вам симпатичен?
– спросил Дарвей.

– Да, это правда. Вы убийца. К этому больше нечего добавить, - устало пожал плечами астролог.
– Вы внушаете интерес и неприязнь одновременно. Мы с вами давно знакомы, не один год, но пролитая кровь - серьезная преграда для установления близких отношений.

– А если кровь пролита не мной, то она не преграда, а связующая нить, - мягко заметил монах.
– Мне жаль вашего брата.

– Я надеюсь, он не мучался... Знаете, если крепость была взята орками, они наверняка постарались захватить пленных, чтобы потом было над кем издеваться. Марк был крупным сильным мужчиной, на голову выше меня. У него было прекрасное здоровье, природное, понимаете? Для мага эта редкость. Орки могли его долго пытать...
– горло астролога свело судорогой, и он замолчал.

Дарвей с сожалением смотрел в черный без всякого проблеска света сгусток, в который превратилась душа Ормана. Как ему удается оставаться таким невозмутимым с этим тяжеленным камнем в груди? Осколок тьмы затрудняет дыхание, навевает мысли о смерти. Он сам является кусочком смерти - самой ужасной ее части, где главное не перерождение, а разрушение.

Не вполне отдавая себе отчета в том, что он делает, Дарвей положил руку на плечо астролога. Поток новой жизненной силы наполнил тело Ормана, разбив панцирь горя, в который было закована его душа.

Астролог резко выдохнул и удивленно посмотрел на Дарвея.

– Знаете, мне вдруг стало здесь так тепло и спокойно, - он коснулся груди.
– Сразу после того, как вы дотронулись до меня. Вы целитель?

– Можно и так сказать. Главное, что вам стало легче.

– Как хорошо... Словно огонек зажгли, - поразился Орман.
– Жизнь продолжается, да? Не знаю, как вы это сделали, но я вам очень благодарен.

– Мне пора идти. Ложитесь спать, и ни о чем не волнуйтесь. Новый день принесет новую надежду.

– Предпочитаете выйти через дверь или...

– Через дверь, - усмехнулся Дарвей.
– С прогулками по крышам покончено. Не вставайте, я сам найду выход.

На столе в гостиной он оставил несколько золотых монет - за разбитое стекло балкона. В прихожей Дарвей едва не споткнулся о гигантский деревянный циркуль. Непонятно, зачем он понадобился Орману.

Хлопнула дверь, и монах оказался на полутемной площадке. Скупой лунный свет проникал сюда только сквозь маленькое окошечко под самым потолком. Дарвей постоял несколько минут, ожидая пока его глаза привыкнут к темноте. Он не хотел сломать себе шею, спускаясь по лестнице.

Монаха изумляло повторение недавней истории. Трагедия Малема, потерявшего братьев, и сходившего с ума от горя, была подобна беде постигшей Ормана. И в первом и во втором случае он выступил в качестве утешителя. Случайность? Или еще один намек на то, что между живыми существами нет никакой разницы? Что души и тех и других равны?

Но это-то он уже и так понял. Да и как не понять, когда их души то и дело возникают перед глазами?

Дарвею было жаль Ормана. Они были знакомы много лет, но только сегодня монаху представилась возможность заглянуть в его сердце. Монах не мог ничего дурного сказать об этом человеке. Астролог был честен, и очень добр, хотя и всячески старался это скрыть от остальных. Все свою жизнь он желал получить одобрение строгого старшего брата, который когда-то давно осудил его выбор. И даже после того, как Орман стал главным астрологом ордена, Марк продолжал считать его неудачником.

Дарвей спустился вниз и, толкнув тяжелую дубовую дверь, оказался на улице. Если до этого у него оставалась малая надежда на то, что весть о падении Барнаса была ложной, то при виде городской стражи, поднятой по тревоге, она исчезла. Город был похож на растревоженный улей. Люди высыпали из домов, кое-кто даже вооружился. До монаха доносились обрывки разговоров:

– ... и прямо на рассвете...

– Говорят, только потому, что Барнас сгнил изнутри. Ну, вы меня понимаете?...

– Узнал об этом Цокус и сразу же доложил императору. Но каково предательство...

– ...невероятно! Я думал, это невозможно. Крепость-то неприступная! Если бы не чудовище...

– Их всех убили. А перед этим пытали. Орки всегда так делают...

Ходили упорные слухи о том, что Барнас пал в результате предательства. У главы гильдии ясновидящих было видение горящего Барнаса. Мастер Цокус целый час бился в припадке, словно одержимый. Раньше никогда не бывало, чтобы ясновидящий подвергался подобным мучениям. Когда Цокус очнулся в луже собственной рвоты, он поспешил сообщить начальству о своем кошмаре наяву.