Шрифт:
– В мое время такого никогда не было – фыркнула Эйта и отодвинула остывшее молоко. – Говорю тебе, женщины сидели, запертые на ключ, под замком.
Застывшая на лице Грейс улыбка исчезла.
– И потом, что это за идея вернуться на Мэн? Неужели это серьезно? – В глазах Эйты промелькнул испуг. – Грейс, ты не должна была пытаться выбраться из сложившихся в Лондоне обстоятельств самостоятельно. Почему ты не позволила нам помочь тебе?
– Мне кажется, это должно быть совершенно понятно. Неужели ты действительно думала, что я захочу разрушить внезапное счастье Джорджианы, стоя над душой в роли, брошенной невесты? Возможно, Джорджиане не следовало скрывать от меня свою большую любовь к Куину, но я понимаю, почему она это делала. А сама я разве не проделывала то же самое много лет с Люком?
Эйта вдруг как-то постарела на глазах.
О, Эйта, прости. Но теперь я понимаю, что лучше было бы поговорить об этом тогда, чем бежать в Италию, когда Люк женился на Розамунде. Послушай, в прошлом месяце я уехала из Корнуолла, чтобы доказать себе, что я, могу сама вернуться в общество и построить жизнь заново. Я хотела сделать это без посторонней помощи, но, в конце концов, мне просто не хватило силы духа для этого. – Грейс посмотрела на свои руки, лежавшие на коленях. – Светская хроника была полна диких слухов, никто не стучал в мою дверь, я не получила ни одного приглашения. И поэтому я самым бессовестным образом упросила мистера Брауна взять меня в свой экипаж, когда узнала, что он едет в Шотландию.
Эйта больше не пыталась перебивать Грейс.
– И опять я пыталась сбежать от разочарования. Но теперь понимаю, что никогда не найду там вечного счастья. И мне нравится огромное разнообразие жизни в Лондоне. Я всегда наслаждаюсь этим. Обожаю, бурлящее волнение городской жизни, обожаю находиться в окружении друзей. И больше всего – быть рядом с тобой, Эйта.
– О, дорогая моя, – выдохнула Эйта, крепко сжимая руки Грейс. По ее морщинистым щекам текли слезы. – Я не могу слышать, что тебе пришлось пережить. Мне кажется, если бы Люк не был моим родственником, я бы выпустила ему пулю в сердце в прошлом году. И Куин… Но это еще слишком свежо. Единственное мое утешение состоит в том, что я знаю, они страдают больше, чем ты, уверяю тебя.
– Эйта, я думаю, ты понимаешь, я не могу переносить всеобщую жалость. – Грейс вернулась к кастрюле, чтобы помешать кашу, которую, она знала, никто из них есть не станет. – Я на самом деле молюсь, чтобы мистер Раньер рассказал Люку и Куину чистую правду о последних нескольких днях. Я очень благодарна мистеру Раньеру. Уверяю тебя, что роли несчастной, дважды обманутой невесты, с радостью предпочту роль скандальной вдовы, лишенной всех правил приличия.
– Грейс!
– Но это правда. И мы обе это знаем.
– Мне кажется, что пэры увидят это в несколько другом свете, – сухо добавила старушка.
– Представляю.
– Ну и что нам делать?
Грейс было грустно видеть вдовствующую герцогиню в таком состоянии. У Эйты никогда за всю ее жизнь не было такого, чтобы она не знала, что надо предпринять. Когда дело касалось ее желаний, она превращалась в монстра.
– Думаю, придется просто сделать то, что доставит всем нам сильное смущение и большое несчастье: вернуться в Лондон.
– О! – В проницательных карих глазах старушки появился блеск. – Я знаю, что делать. Никто никогда не узнает о том, что здесь случилось. Ты устроишь грандиозный бал в честь Куина и Джорджианы. Это позволит держать под контролем всех сплетниц. Как думаешь, у нас есть шанс заманить на этот бал мистера Раньера, а? Если ты станцуешь с ним парочку вальсов… А что, он такой мужественный, буквально излучает силу, как дикий зверь, и все сразу забудут о тех разговорах, какие были о тебе с Куином.
Грейс закрыла глаза. Неужели ей вечно придется терпеть подобные ситуации? Пустое поместье на пустынном острове Мэн действительно казалось сейчас более привлекательным.
С лестницы доносились приглушенные голоса Люка, мистера Брауна и Куина, послышались их шаги, однако они не зашли на кухню. Они что-то скрывали.
– Эйта… Грейс… – Хриплый голос Люка донесся от двери, ведущей на конюшни. – Мы позаботимся об экипаже. Через четверть часа мы уезжаем к Бофору. Этого времени тебе, Грейс, должно хватить, чтобы завершить свои дела. Эйта, ты не должна оставлять ее одну с этим… чертовым дикарем!
Герцог не стал ждать ответа. Захлопнувшаяся со стуком дверь объявила миру о том, что он хотел сказать на самом деле.
Блеск в глазах Эйты, как ничто другое, успокоил Грейс.
– Высокомерный и самодовольный щеголь, – заявила старушка. – Всегда таким был. И всегда таким будет.
– Ты его любишь, – улыбнулась Грейс.
– Ну а как я могу его не любить? Я с грустью признаю, что в его жилах течет моя упрямая кровь. И мне некого винить, кроме самой себя.
Грейс снова улыбнулась, ей было так приятно видеть, что к старой вдове вернулось чувство юмора.