Головачёв Василий Васильевич
Шрифт:
— За тебя, — сказал Афанасий, откровенно любуясь женой.
— За нас, — улыбнулась Шехерезада. — Я давно не бывала в ресторанах, да ещё таких…
— Совсем восточных?
— Да.
Они чокнулись, сделали по глотку.
— Как вино?
— Хорошее, я люблю такое лёгкое, с горчинкой.
— У меня был приятель, он работал в Сочи экспертом по винам.
— Сомелье?
— Нет, он пробовал вино и выносил приговор — хорошее или плохое.
— Дегустатор. Почему был?
— Он и сейчас живёт в Сочи, но уже дегустатором не работает. Мы с ним давно не встречались.
— Странная профессия — дегустатор. Вернее, необычная.
— Ну, существуют и гораздо более необычные. Выниматель мозга, например.
— Как?! — поразилась Шехерезада.
Афанасий улыбнулся.
— Эти ребята работают на скотобойнях. А как тебе такая профессия — испытатель мебели?
— Неужели есть и такие?
— Или исследователь стриптизёрш? Новомодная профессия и высокооплачиваемая. Или гид по туалетам.
Шехерезада фыркнула.
— Шутишь.
— Нисколько, я прочитал это на информсайте — список востребованных профессий. Кстати, даже экстрасенсы в почёте, в Сети много объявлений типа «нужен экстрасенс», желательно дипломированный.
— Это как?
— Сенс, закончивший институт, с высшим образованием. К народным целителям без образования доверия меньше. Ты и сама это должна знать, к вам ведь стекаются отзывы о деятельности членов АНЭР?
— Скорее слухи.
— Какая разница? — Афанасий снова поднял бокал. — Давай по глоточку за хорошее настроение.
Они выпили.
Официант принёс заказ.
— Как пахнет! — прижмурила глаза Шехерезада. — Я такая голодная!
— Я тоже.
Афанасий принялся за салат.
В соседнем кабинете послышался лёгкий шум, голоса.
— Соседи, — покосилась Шехерезада на занавешенную ковром решетчатую стеночку.
— Кто там? — полюбопытствовал Афанасий у официанта.
— Целая компания, среди них какой–то важный бельгийский монах.
— Ух ты, вас даже монахи посещают?
— Только президентов не было, а так гости разные, даже арабские шейхи у нас обедали.
За стенкой раздался взрыв смеха.
Официант, молодой, энергичный, улыбнулся.
— Монах байки травит, смешной такой, хотя и иностранец. Он у нас уже третий раз.
Афанасий посмотрел на часовой браслет.
В толще ободка часов мигала оранжевая искорка. Это означало, что где–то рядом находится сильный источник пси–излучения.
— Ещё по глоточку? — предложила Шехерезада.
— Давай, — согласился Афанасий. — За друзей.
— Хороший тост. — Она допила вино. — У тебя много друзей?
— Друзей не бывает много. Некоторых ты знаешь, многие ребята остались на родине, на Смоленщине, где я учился в школе. Летом махнём вместе в Смоленск, познакомлю. Один из них, кстати, стал священником, служит архиереем в маленькой церквушке. Отец Павел, блин.
Шехерезада подняла брови.
— Ты таким тоном говоришь, словно осуждаешь.
— У каждого свой выбор, чего осуждать? Просто я знаю, что христианство — хитроумный вирус, запущенный в тело народа для блокирования «антител» политеизма. Ветхозаветная идея монотеизма всегда была чужой для нас, и даже Православие — всего лишь вынужденная косметическая мера, призванная сохранить северную традицию воскресения бога. Только тот бог, которому поклоняется наш народ, тоже чужой.
— Папа говорит точно так же.
— От него я это и услышал. А ты к чему склоняешься?
— Я человек не религиозный. Мне претит, что в основе евангелической политики лежит традиция: раб божий и его Господь. Это абсолютно недопустимо!
— Вот–вот, я тоже не раб божий!
— Я тем более. — Шехерезада заметила, что муж посматривает на часы. — Мы кого–то ждём?
— Сейчас должен подойти один товарищ.
— Ты его специально пригласил?
— Он сопровождает одного бизнесмена, который живёт в этом отеле.
— Понятно. Не скажу, что здесь уютно, но кормят хорошо. Повар хороший. Я понятия не имела, что такое иранская кухня. Чем–то похожа на грузинскую, да?
— Небо и земля, — не согласился он. — Просто они используют те же самые продукты.
В кабинет вошёл официант.
— К вам гость.
— Зовите.
Официант исчез.
Афанасий бросил взгляд на часы.
Искра в толще ободка сменила цвет на красный и стала мерцать чаще.
Отодвинулась портьера, вошёл молодой человек в деловом костюме, с галстуком, короткостриженый, с замкнутым лицом. По отсутствию какого–либо выражения на лице его можно было принять за водителя или охранника.