Никифоров задумался:

— А если скажу, так, наверно, завтра вся деревня узнает?

— Можете быть спокойны. Материалы дела не подлежат разглашению.

— Ладно, откроюсь уж вам. Ездил я в Лисино. Девушка там у меня. Понимаете? — И Никифоров неожиданно улыбнулся.

Забегая вперед, скажу, что эта девушка оказалась очень милой и симпатичной. Немного смущаясь, она рассказала мне, что с Петром они давно дружат, и он нередко приезжал к ним на машине, а иногда оставался ночевать.

Но, к сожалению, она не помнит, ночевал ли Петр у них 21 марта.

— Если бы знала, что это понадобится, записала бы число, — сказала она просто.

В тот же вечер я допросил Прасковью Никифорову. Меня несколько настораживали ее объяснения, что магазин вспыхнул весь сразу — ведь обычно где-то начинает гореть в одном месте, а потом уже огонь охватывает всё здание.

Она почти слово в слово повторила прежние показания, зябко куталась в вязаный шерстяной платок и беспрерывно приговаривала: «Господи, вот напасть-то какая!»

— Оставьте господа в покое, — наконец сказал я. — Постарайтесь понять меня. Вы утверждаете, что магазин весь, понимаете, сразу весь, охватило пламенем...

— Точно, весь сразу вспыхнул как свечка, — закивала Никифорова головой.

— Но так же не может быть. Вы ведь сами говорите, что не отходили от магазина.

— Точно, ни на шаг от него.

— Как же это он сразу весь вспыхнул?

— Вот так сразу и вспыхнул, Я бегом в контору. Шагов десять отбежала, не более, оглянулась — из всех окон пламя. Вот напасть-то какая.

— Хорошо, — сказал я, хотя ничего хорошего из допроса не вытекало. — Поговорим о другом. Расскажите теперь о Поповой.

— Не знаю, что и рассказывать. Женщина она самостоятельная. Больная вот только.

— Какую вы получали зарплату?

— Двести семьдесят пять по старым деньгам в месяц. Да за мытье полов тридцать пять. За топку печей — зимой конечно — семьдесят. Иной раз еще рублей тридцать за всякие мелочи даст.

Я понимал, что такая точность в подсчете своих доходов совсем не говорит о любви Никифоровой к деньгам. Просто человек привык считать трудовую копейку.

— За какие мелочи платила вам Попова?

— Ну, простираешь ей халат, еще что-нибудь, кастрюльку помоешь, магазин подметешь.

— Какую кастрюльку?

— Я же вам говорила — больная она. Кашку себе последнее время варила на плиточке. Что мне помыть кастрюльку трудно?

— Какой плиточке? — не удержался я.

— Господи! Прости меня, грешную, — неожиданно всплеснула руками Никифорова.

— Какая плиточка? Отвечайте!

— Только вы уж Валентине Ивановне не говорите, что бес меня за язык потянул.

— Какая плиточка? Я третий раз спрашиваю вас.

— Маленькая такая. Электрическая. Только кашу на ней и варили. Как она просила меня не болтать об этом! Теперь ей штраф платить придется — нарушение пожарных правил...

Вот это новость! В магазине находилась электрическая плитка. Пока это только показания одного человека. Но может быть завтра в моих руках будет сама плитка — ведь керамика не поддается огню.

Утром мы с Бугаенко, вооружившись лопатами, направились на место, где раньше стоял магазин. С непривычки я быстро устал и натер на ладонях мозоли. Участковый же копал как заведенный и переставал работать, по-моему, только для того, чтобы дать мне немного передохнуть.

Парни, проходившие по дороге, беззлобно подтрунивали над нами:

— Никак огородом занялись? На золе картошка хорошая вырастет.

— А вы помогли бы лучше, чем языком трепать, — ответил Бугаенко.

— Половину урожая отдашь — поможем.

— Весь отдам. Серьезно — помогли бы.

Они подошли. Я объяснил им в чем дело. Высокий юноша сбегал за лопатами. Теперь работа пошла веселее.

Мы копали по крайней мере полчаса, пока чья-то лопата не вывернула треснутую пополам керамику электрической плитки. Рядом нашли обгоревший провод и оплавленный металлический корпус.

Завернув находку, я быстро составил протокол и от души поблагодарил молодых людей.

Теперь в Каменск. Оттуда легче направить плитку в Ленинград на экспертизу.

Я пошел к автобусной остановке. По дороге меня обогнал ГАЗ-51 и тотчас остановился. Открылась дверца.

— Вы в Каменск, товарищ следователь?! — крикнул шофёр. Я узнал Никифорова. — Садитесь, подвезу!

В дороге я в основном молчал, а Никифоров, словно обрадовавшись неожиданному попутчику, беспрестанно о чем-то рассказывал. Погруженный в свои мысли, я не следил за нитью разговора.