Фаткул выдохнул, сказал:

— За взятие Берлина! — И добавил: — За победу над гадами!

Петро кивнул ему и неожиданно торжественно произнес:

— Смерть немецким оккупантам!

Обычно таких слов между собой не произносили, говорили проще, но сейчас это оказалось и к месту, и кстати.

Фаткул пил медленно и мучительно, хуже самого горького лекарства, будто кипяток или отраву. Юрка Сидоров посмеивался в кулак и приговаривал:

— Ты чо, Татарин, не мужик, чо ли?

Наотрез отказался пить один только Павел Пашка. Он всегда сдержан, стеснителен, лишнего шага себе не позволит. Мастер Игнатий хвалил его и ставил в пример остальным:

— Вы, сколь есть, все одна шантрапа! Один, однако, Пашка у вас паренек башковитый, он робит с искоркой. Очень, однако, примерный паренек, не то что вы, юрлы-мурлы…

Среди ребят Павел держал себя несмело, особняком, как скромный гость, которому не многое позволено. На станке он работал чисто и аккуратно. Получалось у него хоть и медленно, но зато уж без остановок и неполадок. В ремесленное он приехал с провожатым, до Туранска жил недолго в Ирбитском детдоме. Все знали, отец его воюет в Чехословакии, а других родных нет. Уно слышал от Павла про няню Нюсю, но не разобрался, кем она ему приходится, бабушкой или теткой. Павел потерял ее где-то в Курганской области и до сих пор разыскать не может, потому что не знает фамилии.

Выпить за взятие Берлина, видно, Павлу хотелось, но он, подержав в руке кружку, поднести к губам не отважился и передал вино Севмору.

— Нет, у меня не получится, — сказал он и почему-то понюхал мятную таблетку.

— Давай, Эст, твой черед…

Уно медленно выпил. От вина поползло и разошлось по лицу тепло. Пощипывало щеки и кончик носа. Когда допили бутылку, Севмор стал куражиться и изображать из себя пьяного. Ему не поверили, потому что пили все поровну.

Но языки вдруг развязались у всех. Не дослушивая и перебивая друг друга, расхвастались и размечтались дальше некуда. Севмор уговорил Рудика отбить цыганочку, тот на доске отцокал чечетку, показал пару коленцев и сказал:

— Это я в Асе научился, у цыгана Василия…

— Где-где? — спросил Петро.

— Есть такой поселок на Каме, недалеко от города Молотова…

— Потешное, ей-богу, название, — смеется Юрка Сидоров.

— «Город на Каме, где — не знаем сами, город на Каме, на матушке-реке», — пропел Севмор.

Рудик засморкался и заплетающимся языком сказал:

— Скоро вернусь в Ленинград, обязательно, скоро, братцы…

— А я никуда не собираюсь! — ни с того ни с сего обозлился Петро Крайнов. — Если батька не найдется, жить можно и в Туранске. А надумаю, подамся в Свердловск в спецшколу, туда пацанов с охотой берут, особенно безотцовщину. Поступлю в артиллерийскую или авиационную, куда возьмут. Конечно, до конца войны отсюда не отпустят, ну а после никто не помешает.

— Дура ты, псих, — смеется Севмор, — как это ты махнешь после-то войны? Да после войны все военные спецшколы прикроют, хана им будет, зачем они нужны-то будут, воевать-то будет не с кем.

— Найдется с кем, — говорит Юрка Сидоров.

— Ты, Сидор, заткнись! — напустился на него Петро. — Ты войны понюхал? Ты фронт-то хоть видал? А еще болтаешь: найдется-найдется… Тебе что, охота?

— Да ничего мне неохота! — обиделся Юрка Сидоров.

— Ну ладно, братва, кончайте, — сказал Фаткул, — в такой день и настырничаете.

— В натуре, кореша, зачем нервы колоть? — успокаивал их Севмор. — Сегодня, в натуре, лафа, а вы блондаете. Главная хаза фюрера сыграла в крышку! За такое дельце вторую литровку раздавить бы не грех…

Слушая весь этот разговор, Павел Пашка раздраженно отворачивался. Для него сейчас праздник был наполовину, и вовсе не потому, что он не выпил вина. Берлин уже взяли, а Прагу все еще нет, и сводки о боях в Чехословакии передавали скупые, трудно было узнать, как там продвигается фронт.

Вино выпито, и уже хмель прошел, но расходиться никому не хотелось. Первым заторопился домой Фаткул. У него там хлопотные заботы о больной матери и младшем братишке. Фаткул попал в Туранск из Тюменского детприемника. В ремесленном и в цехе он был лучший стахановец, норму перевыполнял на триста, а то и пятьсот процентов. Год назад подал рапорт в политотдел, просил перевезти родных в Туранск из Оренбургской области. Заявление рассмотрели и разрешили съездить. Сделали исключение как стахановцу.

Поехал он вместе с Полиной Лазаревной по особому удостоверению заводского военсовета. Через полторы недели после маеты и разных дорожных передряг они привезли мать и брата Фаткула. Им троим выделили комнату в добротном, толстостенном здании бывшего заводского управления. Хлопот Фаткулу по дому хватало. Надо топить, таскать воду, ходить и прибираться за больной матерью, привести-отвести в детсад братика.

Вместе с Фаткулом пошел домой и Севмор, оба жили на одной улице. Севмор боялся за отца, мало ли что на радостях натворит: