Шрифт:
Арик не дал ему договорить, проворно вскочил с бревна и, высвобождая руку, протянул:
—Пожалуйста, могу и пойти — жалко что ли.
Ханифа-апа доила Кису, когда мы зашли во двор.
—Это ваша записка?— спросил я.— Вы писали?
—А разве непонятно?— забеспокоилась Ханифа-апа.— Разве я забыла подписаться?
—Да нет, подписано... А что с дувалом?
—Вот,— показала старушка.— Корова моя с дувалом поссорилась...
В глиняном дувале, выходившем на улицу, зияла огромная брешь. Куски сухой глины валялись здесь же.
—Ума не приложу, чего они с Кисой не поделили!— досадовала Ханифа-апа.— Киса у меня смирная — дувал валить по пустякам не станет, она у меня и ворота хорошо знает. А тут вдруг как вонзит рога!..
Я невольно поежился, мысленно порадовавшись тому, что я не дувал. Мало радости стать безъязыкой жертвой агрессии грозной Кисы. Уж не пытался ли дувал подоить Кису?..
Я глянул на Фархада и изумился. Его лицо светилось. Он, похоже, был так рад таинственной агрессивности Кисы и разрушению дувала Ханифы-апы, как будто это было драгоценным подарком лично ему. Но я понимал Фархада — президент Академии добрых услуг наконец-то добрался до дела.
—Надо делать кирпичи!— объявил Фархад.
Мы были удивлены: это что же — кирпичный завод строить? Лишь для того, чтобы наложить заплатку на дувал?.. Мы, конечно же, шутили.
—Никакого завода не надо,— пыжился Фархад, не понимая иронии. — Все, что нам понадобится — формовка и глина. Глины у нас на целый город хватит, а формовку сколотим в сара... то есть в Академии,— поправился Фархад.
—А нужен ли тут кирпич?— засомневался я.— Налепим штук сто гуваляшек из глины, а когда катыши высохнут, забьем ими дыру. И все дела!
Фархад презрительно хмыкнул:
—Отстаете от века, товарищ редактор!
Меня, честно говоря, это обидело.
—Подумаешь, рационализатор!— не утерпел я.— Будто твой кирпич-сырец далеко от каменного века ушел.
Конец нашему спору положил рассудительный Сервер.
—Володя, ты неправ,— спокойно сказал он.— Во-первых, Фархад — президент, а значит его надо слушать. А во-вторых, кирпичи, и вправду лучше. Чем
спорить — займемся лучше делом — не то ведь опять до ночи дотянем и разойдемся ни с чем, кроме протокола спора.
Решили разделиться: Фархад с Андреем идут сколачивать формовку для выпечки кирпичей, а мы станем готовить глину.
—Кетмень или лопата есть?— деловито осведомился я у Ханифы-апы.
—В кладовке... Сейчас вынесу,— заспешила она.
У самого дувала мы стали рыть широкую яму, рыхлить землю и легонько заливать ее водой. Яма наша, как ненасытная, шустро выпивала всю воду.
—Больше лейте,— распорядился Сервер, и мы с Костей заспешили с ведрами от колодца к яме.
—Кажется, хватит,— сказал наконец Сервер и, закатав выше колена штанины джинсов, полез в самое пекло. Ноги его, всхлипывая, сразу же глубоко провалились в мокрую вязкую глину и он, с трудом извлекая их из цепкого плена, принялся неистово топтать кашу.
— Чего уставились!— не вытерпел наконец он.— Скидывайте шузы и сигайте ко мне — глину надо месить, чтобы поспела.
Мы с удовольствием принялись топтать глину. Словно цепкий пластилин, она податливо мялась под нашими ногами и, честно говоря, было ужасно приятно ногам вот так давить ее. Рафаэлька, внук Ханифы-апы с восхищением наблюдал за работой, явно завидуя нам. Сервер задорно подмигнул ему, не переставая поднимать смачно чавкающие ноги:
—Ну, как тесто готовим? Нравится?
Несмышленыш Рафаэлька растерянно захлопал глазами и спросил:
—Это тесто, да? Значит, вы будете печь?
—Как же — конечно будем! — серьезно подтвердил Сервер.— Дувал новый будем печь. Гляди, какое тесто — как на дрожжах подходит!
Рафаэлька при этих словах встрепенулся и вдруг что есть духу помчался в дом, бросив на бегу:
— Я сейчас...
Он скоро снова подбежал к нам, держа в руке какой-то бумажный сверток. Его глаза сияли.
—Вот!— выпалил Рафаэлька.— Я в холодильнике взял. Держите! Это дрожжи, вы же сами сейчас говорили про них. Бабуля, я знаю, всегда их кладет в муку.
—В тесто,— поправил я.
—И тогда...— увлеченно продолжал Рафаэлька, явно не внимая моему замечанию,— вся мука горой поднимается. Это волшебный порошок, я знаю...
Рафаэлька на секунду умолк, чтобы перевести дыхание, потом довершил:
— Вы его тоже насыпьте в ваше тесто — его сразу много станет.
Костя захохотал, да и мы с Сервером с трудом сдерживались. Но черные Рафаэлькины глаза излучали такую радость, что мы оба, закусывая до боли губы, утерпели, не рассмеялись. А Сервер, не глядя на Костю, сердито сказал: