Чандлер Раймонд
Шрифт:
Все это заняло слишком много времени. У дома остановилась машина. Послышались шаги по дорожке.
Я бросился за арку и прикрыл занавески.
30
Входная дверь открылась, потом тихо закрылась.
Нависла тишина, как повисает в воздухе дыхание в безветренный морозный день. А потом страшный крик, переходящий в стон отчаяния.
Мужской голос, напряженный от ярости, произнес:
— Не очень плохо. Но и не слишком хорошо. Попробуй еще раз.
Женский голос сказал:
— Боже, это Луис! Он мертв!
Мужской голос произнес:
— Я могу ошибаться, но мне все еще кажется, что от него воняет.
— Боже мой! Он мертв, Алекс. Сделай что-нибудь, ради бога. Сделай же что-нибудь!
— Да, — сказал тяжелый, напряженный голос Алекса Морни. — Следовало бы. Мне следовало бы сделать, чтоб ты выглядела так же, как он. С кровью и всем остальным. Мне следовало бы превратить тебя в такой же холодный, такой же гнилой труп. Нет, я не стану этого делать. Ты и так уже прогнила насквозь. Замужем за мной восемь месяцев и обманывала меня с этим куском тухлятины. Боже мой! О чем я думал, когда связался с такой дешевкой, как ты?
В конце он почти кричал.
Женщина опять застонала.
— Перестань, — сказал он. — Зачем, ты думаешь, я тебя сюда привез! Ты никого не обманула… За тобой следили неделями. Вчера вечером ты была здесь. Я был здесь. Я был здесь уже сегодня. И я все видел. Твою помаду на сигаретах, стакан, из которого ты пила. Я прямо вижу, как ты сидишь на ручке его кресла, гладишь его жирные волосы, а потом пускаешь пулю ему в висок, пока он мурлычет, как мартовский кот.
— Алекс… милый… не говори таких страшных вещей.
— Актриса, — сказал Морни, — юная актриса. Прекрати изображать истерику. Мне нужно знать, что тут делать? Какого черта я, по-твоему, сюда приехал? На тебя мне теперь наплевать. Да, на тебя мне уже наплевать, моя драгоценная светловолосая убийца. Но мне небезразлична моя судьба, моя репутация и моя работа. Например, вытерла ли ты отпечатки с револьвера?
Молчание. Звук удара. Женщина застонала — ей было больно, она была уязвлена в самое сердце. Хорошо это у нее получилось, натурально.
— Слушай, ангел мой, — сказал Морни, — оставь эти игры. Я сам снимался в кино, я профессионал в этих вещах. Прекрати. Ты сама скажешь все, даже если мне придется таскать тебя за волосы по всему дому. Итак, ты протерла ручку револьвера?
Она вдруг рассмеялась. Неестественный смех, но приятный — ясный и звенящий. Потом она так же внезапно перестала смеяться.
Ее голос произнес:
— Да.
— А свой стакан?
— Да, — голос очень спокойный, холодный.
— И оставила на револьвере его отпечатки?
— Да.
Он помолчал с минуту, размышляя.
— Вряд ли это их обманет, — сказал он. — Почти невозможно оставить убедительные отпечатки мертвого человека. Ну, ладно. Что ты еще вытерла?
— Ничего. Ох, Алекс, пожалуйста, не будь так груб.
— Замолчи. Постой, покажи мне, как ты это сделала, где ты стояла, как держала револьвер.
Она не шелохнулась.
— Забудь про отпечатки, — сказал Морни. — Я знаю, как сделать лучше. Гораздо лучше.
Она прошла по комнате, и мне стало видно ее через щель между занавесками. На ней были зеленые брюки, свободный жакет и алый тюрбан с золотой змейкой на голове. Лицо ее было в слезах.
— Бери револьвер! — заорал Морни. — Ну!
Она наклонилась к креслу, разогнулась — в руке ее был револьвер. Она вытянула руку с револьвером в направлении двери.
Морни не произнес ни слова, не пошевелился.
Ее рука задрожала, револьвер заплясал в воздухе. Губы у нее дрогнули, рука упала.
— Я не могу, — выдохнула она. — Я должна была застрелить тебя, но я не могу. — Револьвер упал на пол. Он переместился, и мне стало видно его.
Морни быстро оттолкнул ее в сторону, вытащил из кармана платок, поднял револьвер обернутой рукой.
— Ты не могла, — сказал он. — Ты не могла меня убить.
Он открыл барабан револьвера, сунул руку в карман и вытащил несколько патронов. Покатав патрон между пальцами, он вставил его в гнездо. Потом так же вставил еще четыре патрона, закрыл барабан, провернул его так, чтобы со стволом совпадало определенное гнездо. Затем он положил револьвер на пол и выпрямился.
— Ты не могла меня застрелить, — проговорил он, — потому что в револьвере была всего одна пустая гильза. Теперь он опять заряжен. Барабан поставлен как надо. Был сделан один выстрел. И твои отпечатки на револьвере.