– Ну?

– У меня будет ребенок.

Пока он соображал, Лина пристально следила за игрой лицевых мышц. Как она могла когда-то находить его привлекательным? И не когда-то, напомнила себе Лина, это было совсем недавно.

– А чего ты это мне-то говоришь? – родил наконец Влад. – А-а, хочешь сказать, я имею отношение? Слушай, я думал, ты честная. Начинаю терять веру в человечество.

Лина молчала. Влад решил развить свою мысль, увидев, что она не понимает.

– Мы с тобой трахались, не отрицаю, и я был у тебя первым, что, конечно, лестно, если это была не куриная печенка. Но я всегда трахаюсь с резинкой. Так что извини, детка, не от меня надуло.

– А помнишь, был у нас легкий перепихон, – заговорила Лина с нарочитым цинизмом, чтобы наверняка уничтожить и себя, и Влада, и то, что она принимала за любовь, – и резинка порвалась? Так что надуло от тебя.

– Что, с одного раза?.. Ну сделай аборт, – предложил Влад. – Может, тебе денег дать?

– Я знала, что не надо было сюда приходить. Забей на это дело. Считай, разговора не было.

Лина повернулась и ушла. Не стала лифта дожидаться, спустилась по лестнице. Ах, если бы этого разговора действительно не было!

Она поехала на Ордынку – посоветоваться с Лидией Григорьевной. Та всегда была ей рада.

– Я беременна, – объявила Лина, когда Асташова, расставив на столе «дитмар-эльяшевичей», как Лина стала в шутку называть сервиз Розенталь, налила ей чаю.

– Что ты будешь делать? – спросила Лидия Григорьева.

– Рожать. Я уже решила, да и поздно аборт делать. Но это будет вариант без отца. Как у бабушки Октябрины.

– А твоя мать как к этому отнеслась? – осторожно поинтересовалась Асташова. – Или она еще не знает?

– Вы схватили самую суть, – улыбнулась Лина. – Я хотела ей не говорить, пока незаметно, но она случайно узнала. Справку из консультации нашла.

– И как?

– Поедом ест, – вздохнула Лина. – Я хочу сюда переехать, но, думала, пусть мальчики еще поживут до срока. А теперь, боюсь, придется им сказать, чтоб съезжали как можно скорее.

– Линочка, – заговорила Лидия Григорьевна после долгого молчания, – а зачем тебе их прогонять? Переезжай ко мне.

Лина задумалась, но потом решительно покачала головой.

– Нет, это невозможно. Как вы себе это представляете? У меня же Митя! И Галюся. Если я ее там оставлю, Нелька из нее всю кровь выпьет. Да и не могу я без Галюси. Она меня вырастила, теперь с Митькой помогает. Мне же нельзя его поднимать, он уже здоровущий! И возни с ним много, а мне работать надо.

– Я понимаю, – кивнула Асташова, – но я не вижу, в чем проблема. Переезжайте все вместе. Всем места хватит.

– Нет, вы не понимаете. Митя уже большой, он ходит, всюду лазает, он вам всех «дитмар-эльяшевичей» переколотит.

– Думаешь, мне «дитмар-эльяшевичи» дороже живого мальчика? Я завещание написала, хочу квартиру оставить тебе, а коллекцию – государству. Но я думала, уж после меня, да, видно, придется сейчас отдать.

– А что ваш сын говорит? Он знает? – спросила Лина.

Она до сих пор так и не решилась пересказать Асташовой свой разговор с ее сыном во дворе.

– Знает. Он мне звонит. Подняться уже не может, но звонит.

– И что говорит? Я его во дворе встретила. Еще в апреле дело было, не хотела вас огорчать. Он грозил вас освидетельствовать и признать недееспособной.

– Да, он мне самой так и сказал по телефону. Надеюсь, ты его отбрила?

– Да отбрить-то отбрила, но надо что-то думать. У меня есть хороший адвокат, надо с ним посоветоваться.

– Вот и давай этим займемся. Он дорого берет? – спросила Лидия Григорьевна.

– Что вы, даже не думайте, я сама заплачу! – всплеснула руками Лина. – Вообще-то у папы с ним договор, он все оплачивает, и мои нужды тоже.

На дворе был уже совсем вечер, но Лина набрала номер Понизовского.

– Здравствуйте, Павел Михайлович, это Лина Полонская. Извините, если поздно.

– Ну что вы, Лина, время детское. Случилось что-нибудь?

– Наша соседка, то есть прабабушкина соседка, – уточнила Лина, – хочет завещать мне свою квартиру, а ее сын грозится объявить ее сумасшедшей. Вы можете помочь?

– Так сразу даже не скажу. Мне надо поговорить с вашей соседкой. Она может прийти на консультацию?

– Нет, она старенькая, а тут лестницы крутые. Сто лет обещают наружный лифт поставить, и все никак.

– Хорошо, подождите минутку, я посмотрю, нет ли окна в ближайшее время. Это ведь срочно, как я понимаю?