Шрифт:
— Жизнь — штука сложная, в этом не сомневаюсь. Но мир, в котором мы живем, — прост, даже примитивен. Только не говорите, что мне рано об этом рассуждать. Я прожил достаточно и видел достаточно. А выводы делать умею, уж поверьте.
Мне двадцать один год. Я закончил школу с золотой медалью, в институт поступил сам… Учился. Со второго курса пошел работать. Я специалист высокого уровня, не верите — посмотрите досье. Но России больше не нужны спецы, стране требуются дворники и сантехники, ну и клерки, особенно клерки. Конечно, куда же без них!
Микасов вновь потянулся к сигаретам, но едва пальцы коснулись пачки — отдернул руку. Спросил хмуро:
— Вы не востребованы, в этом все дело? Ну так… Не печальтесь, Александр. Времена меняются. Будущее, в котором понадобятся ваши таланты, не за горами. Все будет. Все будет хорошо.
Сашка отозвался равнодушно:
— Вот. И вы туда же. Будущее… Такое близкое и такое оптимистичное… Ах, ах!
— Да, — отчеканил Микасов, — и чтобы оказаться в будущем, вовсе не обязательно прибегать к крионике. Вы талантливы, Александр. Вы должны действовать здесь и сейчас. Вы из тех, кто может построить…
— Ха!
— Ничего смешного.
— Ошибаетесь. Думаете, мое желание — попытка сбежать? Вовсе нет. Просто пока вы и вам подобные мечтали о светлом будущем, я довольно хорошо изучил настоящее.
Сашка не выдержал — вскочил. Он несколько раз прошелся по кабинету, выпалил:
— Крионика — величайшее достижение, но вы избрали неверную стратегию. Какой толк от того, что вы замораживаете старушек на последнем издыхании? Ну настанет время победы над их болезнями, ну разморозите и вылечите, и что дальше? Какая от них польза? Что делать старушкам в новом мире? Варенье варить? А я — другое дело, я — молодой, талантливый и трудолюбивый! И мое заболевание, между прочим, тоже не лечится, и я сейчас не о СПИДе.
— ВИЧ, — поправил Микасов. — У вас пока только ВИЧ…
— Неважно, — отмахнулся Сашка. — ВИЧ и СПИД — ерунда рядом с тем, что вот здесь!
Он ткнул себя в грудь, бросил нервно:
— У меня душа кровью обливается, когда вижу, что творится вокруг.
— Это лечится и сейчас, — ответил Микасов. — Психиатры, психологи… Религия, в конце концов.
— Ложь, все ложь. Врачи уже не умеют лечить, они только деньги высасывают, как и толстопузые церковники. Впрочем, вам и самому это известно.
Микасов отрешенно потер вспотевший лоб, отвел глаза и пробормотал чуть слышно:
— Это жизнь, только и всего. Умные приспосабливаются и добиваются немыслимых высот во все времена, при любых режимах.
— Знаю, — усмехнулся Сашка, — и добиваюсь.
В интонациях Микасова появилась неприкрытая ирония:
— Неужели?
— Захар Иванович, я неплохо изучил настоящее. В нашей системе жизни человек выполняет ограниченное количество задач. Все, что он делает, сводится к двум простым функциям — заработать и потратить. Все. Вы когда-нибудь пробовали не тратить на то, на что должны?
— А на что должен?
— На одежду определенного типа, на отпуск под жарким солнцем, на часы известной марки… Словом, на все то, на что принято тратить в вашем кругу.
— Ну а если мне нравится так одеваться? Если я люблю солнце?
— Уверены?
— Это всем нравится, — буркнул Микасов.
— Правда? А что изменится, если вы придете на работу в шотландском килте, например?
— Да не приду я так! Есть правила, есть определенные нормы. Это серьезная организация, тут не место шутам.
— Но ведь главное для клиентов и руководства Корпорации — ваша квалификация. А она не зависит от типа одежды, разве нет?
Захар Иванович фыркнул, демонстративно отвернулся. А Сашка продолжил уже уверенней:
— Вы живете стереотипами, как и большинство. И все, что выходит за рамки ваших представлений о мире, осуждаете. Можно сколько угодно говорить о свободе личности, совести, про самовыражение и прочие мировоззрения, но если человек выбивается из общей картинки, он считается преступником. А в чем его преступление?
— В чем?
— Он нарушает закон спроса и предложения. Этот закон давно перешагнул рамки экономики, теперь это социальный закон. Твой спрос должен соответствовать предложению, и, более того, ты должен, просто обязан зарабатывать и тратить. Если не делаешь этого — ты преступник. Променял солнечную Турцию на поход в лес — преступник. Променял пьяную вечеринку на поход в библиотеку — тоже ошибся. И тут уже не играет роли уровень квалификации, в глазах общества она снизится автоматически, просто потому, что мыслишь нестандартно, потребляешь нестандартно. Да, за подобные преступления в тюрьму не сажают. У системы есть другие методы наказания, и они гораздо страшнее. Любой, кто пытается идти против системы, против рынка, оказывается на обочине, его гнобят, побивают камнями.