— Вы справились лучше, чем я ожидал, — признался Вацлав уже на горбатом мостике над сухим оврагом. — А как трудились! Почти не выходили из комнаты Флоры, хотя рядом этот прекрасный парк. Если бы все мои сотрудники… Впрочем, речь сейчас о вас.

Он изящно облокотился на перила. За его спиной Алине виден изгиб овражка, сухая разноцветная галька на дне.

— Что желали бы в награду? — спросил Вацлав. — Или, если угодно, как премию?

В животе противно засосало — отголоски страха перед отцом, что засел в этом теле накрепко, на уровне рефлексов.

— Вацлав, пожалуйста… если можно… будьте немного добрей к Флоре.

Он выпрямился рывком, лицо затвердело, из глаз полыхнул черный огонь.

— Вы забываетесь, — отчеканил тоном, от которого должны бы покрыться инеем кусты и трава. — Вы — нанятый сотрудник. И наняли вас не затем, чтобы обсуждать мои отношения с дочерью.

— Мы с Флорой — одно целое, — парировала Алина, — как вы и желали. Все, что затрагивает ее, затрагивает и меня. Да, вы наняли меня. Наняли, как понимаю, для решения проблем Флоры, что могут отрицательно сказаться на бизнесе. И я вполне с этим справляюсь, как вы заметили только что. Нет?

Она выпалила все на одном дыхании, и только когда договорила, внутри все сжалось, скорчилось. Так говорить с самим Минским! Да он… А что, собственно, он ей сделает? Выгонит с работы, из тела дочери? Это, по его же словам, невозможно…

Вацлав посмотрел ей в глаза. Алина встретила взгляд, не мигая, только выше вскинула подбородок, расправила плечи. Наконец Минский отвел глаза первым и… рассмеялся, красиво запрокинув голову, так, что смоляные локоны коснулись воротничка.

— Женская солидарность! Все-таки она существует… Вы ведь будете жалеть, что отказались от награды! Наверняка будете.

— Главную награду вы мне уже дали, — сказала Алина серьезно. — Дали работу, что оставляет… большой след на земле, не знаю, как сказать лучше. Я люблю эту работу, с радостью отдам ей все силы. Я всегда буду благодарна вам, что дали такую возможность.

Смех Вацлава утих. Он мельком коснулся плеча Алины. Она даже не ощутила сквозь ткань костюма, только увидела движение. Не похлопал, как старого друга, а именно чуть коснулся — то ли смахнул невидимую пылинку, то ли проверил, что настоящая, не мерещится.

— Да, я в вас не ошибся, — вполголоса сказал он и удалился в глубь сада. Она направилась к дому.

«Лора! Может быть, отец вскоре попробует с тобой помириться. Веди себя с ним естественно — как со мной, и все наладится. Можешь представить, что он — и есть я, только в другом теле. Мы во многом похожи… Если поладила со мной — сможешь и с ним!»

Она отправила типс. Экраны на стенах мигнули, на них сменились картины — бескрайние поля спелой мод-пшеницы, сады деревьев, на которых вперемешку почки, цветы и плоды, пруды, полные рыбешек, стройные колонны грузовиков с лого, неоновая вывеска «Эдем»…

Она сказала Вацлаву правду — работу любит больше всего. Прежний Дом для Алины потерян, но обрела новый в «Мод-Прогрессе», этом огромном, разветвленном хозяйстве, где столько можно подправить, чтобы стало еще лучше, прогрессивней…

Прошло несколько дней, и вышивки Лоры снова появились на стенах комнаты, как раз заполнили пустоты между экранами. Из типсов Алина узнала, что Лору теперь пускают на кухню, где хлопочет у навороченных духовок, хлебопечек и фритюрниц сколько душе угодно. В письмах альты появлялось все больше довольных смайликов. Сама Алина, как бы ни была занята, каждую неделю писала письма родителям.

Она просматривала эскизы упаковок, в которых покупатели смогут увозить из цехов-столовых недельный запас еды на семью, когда в голове прозвучал голос:

«Мне нравится вот этот! Кавайный самоварчик…»

«Лора! — сразу поняла Алина. — Я тебя слышу!»

«Да, и я тебя! — радостно воскликнула альта. — Ой, а где мы? Че за комната?»

— Мой кабинет, — ответила Алина по привычке вслух.

«А где ты? Че не вижу? В шкаф спряталась?.. А-а, поняла, это сон! Мы ж не можем друг друга слышать в реа…»

Голос уплывал, альта уходила прихотливыми тропками очередного сна — туда, где Алине места не было. Этот краткий мысленный контакт — знак того, что процесс идет по плану: началась стадия диффузии, о которой говорил психотрансплантолог, близок синтез…

Вот только радоваться ли? Алина успела полюбить Лору, как младшую сестренку, но в тот миг досадовала на нее, что инфантильным трепом сбила с мысли.

Алина открыла глаза… Нет, глаза открыты, но Алина только сейчас поняла, что видит кухонный стол, доску с пучком зелени, нож, что со стуком шинкует, на ноже — свою руку, что движется будто без участия сознания. Гул голосов, лязг посуды, далеко позади и слева шкварчат сковородки, множество вкусных запахов, все не распознать, только отдельные нотки мяса, специй, зелени…