Посох в цвету: Собрание стихотворений
вернуться

Бородаевский Валериан Валерианович
Шрифт:

«Трепещут голуби упругими крылами…»

Трепещут голуби упругими крылами, На подоконнике как звезды – их следы. Курит снежок, но не угаснет пламя В крови живых – до смертной череды. Взвились, летят. Навстречу клубы дыма От черных труб. Чета едва видна. Там, высоко кружит неутомимо – И вдруг опять у моего окна! Опять их песнь, исполненная неги, И зыбкий крест переплетенных крыл. Опять следы звездистые на снеге, Как бы чертеж неведомых светил. Им хорошо в моем соседстве виться: Для них я – сон сквозь тусклый пар стекла. Им в первый раз здесь довелось влюбиться, Моя любовь их в первый раз зажгла.

II

ЖАВОРОНКИ

Глаза – изюмины, хвосты и струйки крыл Бесформенно-уютны, как пеленки: Такими пекарь взору вас явил, Печеные из теста жаворонки! Вы на окне возникли – будто сон, То парами, а то с птенцом на спинке, Что шариком нелепым припечен, Сощурившим пугливо маковинки. Здесь у окна нельзя не постоять И, грея кулаки, не подивиться, Как будет пекарь мышцы напрягать, Как он с зимой бестрепетно сразится.

«Истомно в лазурности плавясь нещадной…»

Истомно в лазурности плавясь нещадной, Смолистые почки страдальчески рвутся, Две желтые бабочки к любви безоглядной В дыхании юга, утопая, несутся. Курчавы, полки серебристые облак Качаются, тают, синеют, темнеют; И гром обрывается, угрюм и неловок Как отрок, чей голос, ломаясь, немеет. И больно, о други, опять признаваться, Что кубок вешний хмелит, как бывало, Что солнцем повелено устам – улыбаться, Хотя бы ты, сердце, безутешно рыдало.

«Душа угрюмая, и в стародавнем вкусе…»

Душа угрюмая, и в стародавнем вкусе Влекусь я к таборам, кочующим по Руси, К шатрам, разметанным среди больших дорог, Где синим вечером запляшет огонек, Котлы запенятся и, заплетаясь кругом, Мужи суровые к пленительным подругам Тесней содвинутся. Короткие слова Лениво падают. Темнеет синева. В хрустальной высоте роится улей Божий. Гудит алмазный хор… Таинственней и строже Раздастся ржание стреноженных коней; А в песне плачущей услышишь: «Пожалей И не губи. Твоя». Так бред любви недужной Один безумствует под кровом ночи южной; И остановится бесстрашный конокрад, Ударит в грудь себя – и повернет назад. …………………………………………………… Как сладко большаком скакать во весь опор На краденом коне… Там позади позор И мука смертная, но конь всегда с цыганом, И легче на пути падет он бездыханным, Чем выдаст всадника, сдавившего бока, Чья сухощавая когтистая рука, Едва дотронувшись, рукой хозяйской стала И степью повлекла, куда душа алкала… И кто ответит нам – скакал ли здесь цыган Иль птица ловчая упала за курган?

«Как печальны глаза, где часами, во мгле мутно-белой…»

Как печальны глаза, где часами, во мгле мутно-белой Отражался взлохмаченный лес, потемневшие срубы, Дрема псов на крыльце и вороны полет омертвелый, – Как печальны такие глаза и как сердцу отзывному любы.

СОЛОВЕЦКИЙ ИНОК

Беглец житейских бурь, пустынным островам Под солнцами крестов ты дух свой предал мощный; Восторг мечты твоей – лазоревым волнам, И сердца трепеты – молитве полунощной. Монах и мореход, благословясь, весло Из рук святителей приемлешь: путь опасен, Но сила их с тобой, и свято ремесло, Когда плывешь, смирен, покоен и бесстрастен. Звеня, бежит волна, послушна под кормой, Не ранит красота морян зеленокудрых, И в сердце укрощен прельстительный прибой Напевами псалмов властительных и мудрых.

«Что ни день, как пчела, ужалит…»

Что ни день, как пчела, ужалит. Умирает, Как пчела, когда жало оставит. Что ни день, островок мой всё меньше. Путь мой — уже, Разъяренные волны – выше. Если любишь меня, – не мучай. Станем тише и лучше. И друг к другу прижмемся — под тучей. Наше сердце – как пленная белка. Ты любила? – Вот хочу, чтоб ты руку на грудь положила, Как сиделка, И о том, что вдали – позабыла.

«Пусть слова тоски бесплодно отшумели…»

Пусть слова тоски бесплодно отшумели: Кто, скажи, скорбит над женской раной? Посмотри, как из серебряной купели Золотой возносится младенец, – И с улыбкой материнской, несказанной Позовешь глазами: здравствуй, месяц! И пока, одна, пройдешь пустынным садом, Нежный луч с тобой не разлучится; Он заметит, он ответит ясным взглядом, Приведет, смеясь, к любимой тени. И тогда, смирясь, захочешь поклониться Палачу – и станешь на колени.

«Жарок полдень. Небо как пергамент…»

Жарок полдень. Небо как пергамент. Голубое желтым пережгло. И в зияньи трещин под ногами Черное скорбящее чело. Кто-то небо запечатал, строгий. Будем скоро святость поднимать, Осадим и межи и дороги, Чтоб упала темная печать. Повернем очами Матерь Божью К неродимым, к проклятым полям, Чтоб вздохнула над убогой рожью, Помогла обмершим колоскам. Будет плакать свечка на краюху, Залучится венчик золотой… Ты простишь ли древнюю старуху, Что зовется, горькая, землей?