Соколова Александра Ивановна
Шрифт:
– Ты просто засранка, Савина.
Яна сидела на подоконнике своей огромной кухни и смотрела, как Лека с жадностью поедает борщ из глубокой тарелки. Она ела так вкусно и так быстро, что хотелось немедленно налить ей еще, а потом еще наварить кастрюлю пельменей и их предложить тоже.
Она кивнула между двумя ложками, и продолжила есть. Изменилась. Худая, долговязая, волосы до плеч, и общий вид какой-то неряшливый, неухоженный. Джинсы – Яна проверила – не стираны неделю точно, а видавший виды рюкзак хорошо бы сразу выбросить.
Ну это ничего, скоро придет Серега – выберем ей что-то из наших вещей, отмоем, отчистим… Главное другое – глаза снова синие, и жизни в них много, хоть и повернуты они совершенно точно не наружу, а внутрь.
– Где ты шлялась? – Спросила Яна, когда борщ был съеден и Лека приступила к чаю с печеньем.
– В детском доме работала воспитателем, – пробормотала та, заглатывая чай огромными глотками.
– Там что, вас не кормили? – Удивилась. – И помыться негде было?
Лека рассмеялась, захлебнулась чаем, закашлялась. Яна спрыгнула с подоконника, чтобы похлопать ее по спине, да так и присела рядом на стул.
– Я несколько дней в пути, – сказала Лека, откашлявшись, – соскучилась по нормальной еде.
– Позвонила бы заранее, я бы пирог испекла, – проворчала Яна, – и вообще, дорогая, что за привычка звонить раз в два месяца, а потом опять пропадать?
– У меня были дела.
– Знаем мы эти дела, – она отхлебнула из Лекиной кружки, – рассказывай по порядку.
Лека рассказывала, Яна слушала. Иногда охала, иногда ахала, иногда вставала, чтобы включить чайник и налить еще чаю. В целом Лекина история ее ни капли не удивила – скорее даже обрадовала.
– Перестать изображать из себя то, чем ты не являешься – первый шаг к тому, чтобы освободиться, – сказала она, – так что все, что произошло – к лучшему.
– Я тоже так думаю, – кивнула Лека, и подмигнула, – Янка, мне срочно нужен психоаналитик? Будешь меня лечить?
Яна засмеялась и стукнула ее по носу.
– Дурочка. Нельзя брать в клиенты друзей. И мне кажется, тебе нужен не психоаналитик, а кое-что другое. Вернее, кое-кто.
И подмигнула тоже.
Лека вздохнула, но взгляд не отвела.
– Как дела у кое-кого? Ты в курсе?
Яна задумалась. Конечно, она была в курсе – в отличие от Леки, Женька звонила часто. Но что из ее новостей можно было рассказать? О Леке маленькой Лека старшая точно не знала, но было ли это тайной – вот вопрос?
– Не можешь сказать, да? – Догадалась Лека. – Просто скажи, у нее все хорошо?
– Да, – на этот вопрос Яна могла ответить, – более чем.
Ей стало неловко – нелегко знать что-то, что для другого человека жизненно важно, но не иметь возможности об этом сказать.
Подумалось вдруг, что если бы Лека узнала – это многое изменило бы.
– Какие планы? – Спросила она, отмахиваясь от ненужных мыслей.
Лека улыбнулась, грустно и задумчиво.
– Никаких. Сегодня вечером встречусь со старой подругой, а дальше пока не знаю.
Яну будто ветром смахнуло, она вскочила на ноги и возмущенно спросила:
– С какой еще старой знакомой? С Кошарой?
– С Кошарой? – Удивилась Лека. – Нет, зачем мне с ней встречаться? С подругой по универу, с Ксюхой.
Отлегло. Но за секунду до этого в Яниной голове пронеслось несколько тысяч картинок о том, как Лека возвращается к старой жизни, и катится по наклонной.
А причина этих переживаний вдруг одним глотком допила чай и засобиралась в путь.
– Ты вернешься? – Только и успела спросить Яна.
– Не знаю, – был ей ответ.
В половине девятого она была на месте – встала на мосту, глядя на нагромождение льдин внизу, в Мойке, и долго смотрела на них не отрывая взгляда. Ждала.
Ксюха появилась неожиданно – подошла сзади, обняла за шею и, обойдя Леку, заулыбалась.
– Раньше ты никогда не опаздывала, – сказала Лека.
– Все меняется, – ответила Ксюха.
Вопреки ожиданиям, Аси с ней не было. Они вдвоем прошли по Невскому, выбрали сверкающую огнями «Идеальную чашку», и заняли столик у окна.
Лека молча наблюдала, как Ксюха аккуратно вешает на плечики стильное пальто, распутывает белоснежный шарф, поправляет идеально уложенные волосы. Рядом с ней любой почувствовал бы себя засаленным пацаном, только вернувшимся с прогулки, а уж Лека в ее грязных джинсах – и подавно.