Когда Гарри закончил говорить, Рон покачал головой.

— Ты его и правда понимаешь.

— Кое-что понимаю, — произнёс Гарри. — Кое-что… Хотел бы я так же хорошо понимать Дамблдора. Там будет видно. Идём — теперь к Олливандеру.

Рон с Гермионой, похоже, были озадачены и одновременно потрясены. Они прошли вслед за ним через тесную площадку и постучали в дверь напротив спальни Билла и Флёр. В ответ прозвучало слабое "Войдите!"

Мастер волшебных палочек лежал на двуспальной кровати, дальней от окна. Его продержали в подвале больше года и по крайней мере один раз пытали — Гарри это знал. Он был истощён, кости лица резко выделялись под желтоватой кожей. Его большие серебристые глаза казались огромными в провалившихся глазницах. Руки, лежавшие на одеяле, напоминали руки скелета. Гарри сел на свободную кровать рядом с Роном и Гермионой. Отсюда не было видно восхода солнца. Окна этой комнаты выходили в сад на вершине скалы, на свежую могилу.

— Мистер Олливандер, простите, что беспокою вас, — начал Гарри.

— Мальчик мой, — голос Олливандера был еле слышен. — Вы спасли нас. Я думал, мы все там умрём… Я никогда не смогу отблагодарить… отблагодарить вас… в полной мере.

— Мы сделали это с радостью.

Шрам пульсировал. Он знал, был уверен, что у него вряд ли уже осталось время, чтобы обогнать Вольдеморта на пути к его цели или попытаться ему помешать. В нём шевельнулся панический страх… но он уже принял решение, когда предпочёл сначала говорить с Рукрюком. Притворяясь спокойным, каким на самом деле не был, он пошарил в мешочке, висевшем у него на шее, и достал две половинки своей сломанной палочки.

— Мистер Олливандер, мне нужна помощь.

— Всё, что угодно. Что угодно, — слабо произнёс мастер.

— Вы можете это исправить? Это возможно?

Олливандер протянул дрожащую руку, и Гарри положил на его ладонь две чудом держащиеся половинки.

— Остролист и перо феникса, — проговорил Олливандер дрожащим голосом. — Одиннадцать дюймов. Гибкая и чувствительная.

— Да, — подтвердил Гарри. — Вы можете…?

— Нет, — прошептал Олливандер. — Мне жаль, ужасно жаль, но палочку, которой был причинён такой ущерб, нельзя исправить ни одним из средств, что мне известны.

Гарри был готов это услышать, но всё равно это был удар. Он забрал половинки палочки и положил обратно в мешочек, висевший у него на шее. Олливандер пристально смотрел туда, где скрылась расколотая палочка, и не отрывал взгляда до тех пор, пока Гарри не вытащил из кармана две палочки, которые он вынес из поместья Малфоев.

— Вы можете определить, чьи они? — спросил он.

Мастер взял в руки первую палочку и поднёс поближе к ослабевшим глазам, повертел между узловатыми пальцами, слегка согнул.

— Грецкий орех и сухожилие дракона, — проговорил он. — Двенадцать и три четверти дюйма. Неподатливая. Эта палочка принадлежала Беллатрикс Лестранж.

— А эта?

Олливандер повторил ту же процедуру.

— Боярышник и волос единорога. Ровно десять дюймов. В меру пружинистая. Это была палочка Драко Малфоя.

— Была? — повторил Гарри. — Разве она не принадлежит ему до сих пор?

— Видимо, нет. Если вы отвоевали её…

— Да…

— …то она, вероятно, ваша. Разумеется, важно, каким образом она была взята. Многое зависит и от самой палочки. Но, как правило, если палочка отвоёвана, она меняет хозяина.

В комнате настала тишина, если не считать отдалённого шума моря.

— Вы так говорите о волшебных палочках, как будто у них есть чувства, — сказал Гарри, — как будто они умеют думать сами по себе.

— Палочка выбирает волшебника, — проговорил Олливандер. — Это всегда было ясно тем из нас, кто изучал мастерство изготовления волшебных палочек.

— Но ведь человек всё равно может пользоваться палочкой, которая его не выбрала? — спросил Гарри.

— О да, если вы сами по себе волшебник, ваша магия может передаваться практически через любой инструмент. Однако самые лучшие результаты бывают всегда в том случае, когда между волшебником и палочкой самое сильное родство. Эти связи — вещь сложная. Первоначальное притяжение, а потом совместное обретение опыта, палочка учится у волшебника, волшебник — у палочки.

Море хлестало о берег и откатывалось назад, это был горестный звук.

— Я отнял эту палочку у Драко Малфоя силой, — произнёс Гарри. — Мне не опасно ею пользоваться?

— Думаю, нет. Властью над палочками управляют тонкие законы, но отвоёванная палочка обычно покоряется воле нового хозяина.

— Значит, мне теперь пользоваться этой? — спросил Рон, вытаскивая из кармана палочку Червехвоста и протягивая Олливандеру.

— Каштан и сухожилие дракона. Девять дюймов с четвертью. Ломкая. Мне пришлось её изготовить вскоре после моего похищения, для Питера Петтигрю. Да, если вы отвоевали её, она с большей вероятностью будет выполнять ваши приказы, и выполнять хорошо, чем какая-либо другая палочка.

— И это верно для всех палочек, да? — поинтересовался Гарри.

— Думаю, да, — ответил Олливандер, обратив свои выпуклые глаза на Гарри. — Вы задаёте глубокие вопросы, мистер Поттер. Изготовление волшебных палочек — сложное и загадочное магическое искусство.

— Значит, необязательно убивать предыдущего хозяина, чтобы завладеть палочкой? — спросил Гарри.

Олливандер сглотнул.

— Обязательно? Нет, я бы не сказал, что убивать обязательно.

— Но существуют легенды, — произнёс Гарри, и тут его сердце забилось чаще, боль в шраме усилилась; он был уверен, что Вольдеморт принял решение воплотить свой замысел. — Легенды о палочке — или палочках — которые переходили из рук в руки путём убийства.